Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

Доктор Сефарди хотел было возразить, как легкомысленно и опасно доверять голосу подсознания, но вовремя удержался, вспомнив рассказ барона Пфайля о зеленом жуке. Кроме того, он отлично понимал, что сейчас уже слишком поздно о чем-либо предостерегать.

Старик как будто угадал ход его мыслей:

— Да-да, конечно, вот уж пятьдесят лет минуло с той поры, но надо уметь ждать, надо набраться терпения и, несмотря ни на что, продолжать духовные экзерсисы — непрерывно, денно и нощно, возглашать в глубине души сакральные имена наши, и так до тех пор, пока не воскреснем в духе...

Он произнес эти слова спокойно и с кажущейся твердостью, однако голос его нет-нет да подрагивал в предчувствии страшного грядущего разочарования, можно было только предполагать, чего стоило ему держать себя в руках, чтобы не поколебать других в их безоглядной вере.

   — Как, неужели вы уже пятьдесят лет практикуете эти... эти экзерсисы?! Но ведь это же ужасно! — невольно вырвалось у доктора Сефарди.

   — Ах, ну что вы, это так чудесно, изо дня в день собственными глазами наблюдать, как исполняется провозвестие Господне, — восторженно зачастила госпожа де Буриньон, — как они, бесплотные посланцы высших миров, стекаются сюда из самых отдаленных уголков вселенной и роятся вокруг Аврама — это духовное имя Ансельма Клинкербока, ибо он воистину праотец наш, — как здесь, на этой убогой амстердамской Зеедейк, закладывается краеугольный камень Нового Иерусалима! И вот к нам пришла Мари Фаац («раньше она была проституткой,

а теперь — благочестивая сестра Магдалина», — шепнула она на ухо своей племяннице), а недавно... недавно Лазарь восстал из мертвых... Ах, ну как же это я, Ева, ведь в этом письме — ну в том, последнем, с приглашением посетить нашу общину — я ни словом не обмолвилась о случившемся чуде! Нет, ты только представь себе: благодаря Авраму Лазарь воскрес из мертвых! — Ян Сваммердам встал, подошел к окну и молча уставился в непроницаемую темноту. — Да-да, как есть, во плоти, восстал из мертвых! Он все равно что мертвый лежал, простертый на полу в своей лавке, но тут явился Аврам и вновь оживил его!..

Все взоры устремились на Айдоттера, который смущенно отвернулся и, отчаянно жестикулируя и пожимая плечами, принялся свистящим шепотом объяснять доктору Сефарди, мол, «таки, и впрямь, не обошлось без чего-то такого» — «лежу это я без сознания, ну ни жив ни мертв... А может, и впрямь, до смерти умер?.. За это не скажу, не знаю... А с чего бы Лазарю Айдоттеру и не помереть, скажите мне, господин дохтур, ведь вы человек ученый? Нет, прошу вас, господин дохтур, или не может умереть такой старый больной человек, как Лазарь Айдоттер!..»

— Всеми силами души заклинаю тебя, Ева, — взмолилась госпожа де Буриньон, — не мешкая ни минуты, присоединяйся к нам, ибо, истинно говорю тебе, приблизилось Царствие Небесное, и последние будут первыми...

Приказчик из аптекарской лавки — единственный, кто до сих пор не проронил ни звука, он сидел рядом с сестрой Магдалиной и, преданно заглядывая ей в глаза, бережно сжимал ее руку в ладонях — внезапно вскочил, треснул кулаком по столу и, выпучив воспаленные глаза, возопил заплетающимся языком:

   — И... и... и... пе-пе-первые бу-бу-будут по-по-последними, и у-у-удобнее вер-вер...

   — Накатило, накатило! Логос глаголет чрез него! — ликующе подхватила Хранительница порога. — Ева, да запечатлеется каждое слово в сердце твоем!

   — ...вер-верблюду пройти сквозь иго-иго-иго...[155]

Ян Сваммердам подбежал к одержимому, лицо которого исказила гримаса животной ярости, и успокоил его плавными магнетическими пассами.

— Не бойтесь, милая, это, как мы говорим, просто «негатив»,

— ласково обратилась сестра Суламифь, пожилая голландка, к фрейлейн ван Дрюйзен, которая в страхе устремилась к дверям. — Брат Иезекииль страдает приступами тяжкой болезни, когда низшая природа берет верх над высшей. Но все уже миновало... — Приказчик, опустившись на четвереньки, лаял и завывал подобно собаке, а новообращенная воительница из Армии спасения, встав рядом с ним на колени, заботливо гладила его по голове. — Не думайте о нем плохо, все мы грешники, а брат Иезекииль вынужден проводить свою жизнь в темной, пропахшей лекарствами лавке, вот и случается, что, когда он видит богатых людей — простите, милая, что я так, запросто, без обиняков, — горечь захлестывает его, помрачая сознание. Верьте мне, милая, нищета — тяжкое бремя, и, чтобы достойно его нести, потребно ох как много стойкости и веры в Промысел Божий, тут не каждый мужчина выдержит, где уж такому юнцу!..

Впервые в жизни открылась Еве ван Дрюйзен изнанка земного бытия и то, о чем она раньше читала в книгах, предстало перед ней во всей своей страшной неприглядности.

И все же это была лишь одна краткая вспышка, которая конечно же не могла прорвать покровы непроглядной тьмы, окутывающей бездны человеческого несчастья.

«Должно быть, там, в глубине, — сказала она себе, — куда не проникает взор человека, пользующегося благосклонностью судьбы, скрывается нечто поистине чудовищное».