С первой же минуты, обнаружив побег, я днями и ночами терзал свой мозг в поисках выхода и понял, что оказался между Сциллой и Харибдой: либо прибегать к воздействию раздражением, либо сдаться, иного пути у меня не было.
Вам, дети мои, конечно, известен гениальный постулат великого Иоганнеса Мюллера, который гласит: «Если сетчатку
Сей неумолимый закон действует и в нашем случае: испытывает пасторская душа — или что там у этой самки есть — какое-либо раздражение — она
И несчастный адепт, испустив дух, откинулся на спину...
Потрясенный Аксель Вайкандер сложил руки:
— Помолимся, братия. Бессмертная душа нашего любимого маэстро вступила в Царствие Небесное, и да пребудет она там в мире во веки веков!.. Амен!..
Мозг
Как искренне радовался пастор возвращению из тропиков своего брата Мартина! С каким нетерпением ждал! Однако, когда тот наконец вошел в старомодную гостиную — часом раньше, чем его ожидали, — вся радость вдруг куда-то исчезла, остался только тусклый ноябрьский день за окном и гнетущее ощущение такой безысходной тоски, что, казалось, весь мир вот-вот рассыплется в пепел.
В чем тут дело, растерянный пастор никак не мог взять в
толк, даже старая Урсула, похоже, что-то уловила и поначалу не могла издать ни звука.
А Мартин, коричневый как египтянин, приветливо усмехаясь, тряс пасторскую руку.
Разумеется, ужинать он останется дома и совсем не устал. В ближайшее время ему, правда, необходимо на пару дней в столицу, ну а уж потом он все лето дома, с братом...
Они вспомнили юность, когда был еще жив отец, — и пастор видел, как все больше сгущалось что-то странное, меланхоличное на лице Мартина.
— Тебе не кажется, что неотвратимость некоторых событий, которые внезапно вторгаются в нашу жизнь, вызвана лишь неспособностью человека преодолеть свой внутренний страх перед ними? — были последние слова Мартина в этот вечер. — Помнишь, какой безумный ужас охватил меня, когда я, еще совсем малыш, увидел на кухне окровавленный телячий мозг?..
Уснуть пастор не мог; какой-то туман, душный и призрачный, повис в его прежде такой уютной комнате.
Слишком много новых впечатлений, успокаивал себя пастор.
Однако новые впечатления были тут ни при чем, то, что принес с собой его брат, заключалось в другом.
Мебель казалась вдруг ни с того ни с сего чужой и незнакомой, при взгляде на старинные портреты почему-то появлялась мысль о каких-то незримых силах, которые прижимают рамы к стенам. Само собой рождалось опасливое предчувствие, что уже один только краешек какой-нибудь странной, загадочной мысли неотвратимо повлечет нечто неожиданное, невероятное... «Только не думай ни о чем необычном, оставайся при старом, повседневном, — предостерегал внутренний голос. — Как молнии, опасны мысли!»
А из головы никак не шло приключение брата после битвы при Омдурмане. Как он попал в руки негров из племени короманти; туземцы привязали его к дереву... Колдун Оби выходит из своей хижины, опускается перед ним на колени... Рабыня подносит барабан, и колдун возлагает на него еще кровоточащий человеческий мозг...
В черных пальцах появляется стальная, остро отточенная спица, и колдун, не сводя с пленника пустых, ничего не выражающих глаз, начинает последовательно вонзать сверкающее жало в различные участки этого мозга, и всякий раз заходится от дикого крика Мартин, ибо каждый укол взрывается ослепительной болью в его собственном черепе...
Что все это значит?!
Боже, смилуйся над ним!
Английские солдаты доставили Мартина в полевой госпиталь. Он был полностью парализован...
Однажды, вернувшись домой, пастор застал брата лежащим без сознания.
— Зашел мясник... Только он со своим лотком и через порог-то не успел ступить, а господин Мартин вдруг как стоял, так и рухнул во весь рост, — бормотала насмерть перепуганная Урсула.
— Так дальше продолжаться не может, тебе необходимо проконсультироваться в лечебнице профессора Диоклециана Бюфелькляйна; это ученый с мировым именем, — сказал пастор, когда брат пришел в себя. Мартин согласился...
— Господин Шляйден? Ваш брат, пастор, мне уже рассказывал о вас. Пожалуйста, садитесь и выкладывайте... Только вкратце, — сказал профессор Бюфелькляйн, когда Мартин вошел в кабинет.
Мартин присел на краешек стула и начал по порядку:
— Спустя три месяца после тех событий при Омдурмане вы, конечно, знаете — последние симптомы паралича...