Галлы оказались своеобразными. Листик растения немного утолщен, края его загнуты вдоль и кверху и плотно подогнаны друг к другу. Между краями образовался прочный шов, разорвать который можно было только с некоторым усилием. В таком виде листья скорее напоминали бобик с продольной полостью внутри. Стенки этой полости гладкие и слегка влажные. В галле оказались мелкие, длиной не более двух миллиметров, подвижные белые личинки. У них не было ни ног, ни глаз, ни заметной головы. Неясные отросточки на месте ротовых придатков, да темная хитиновая полоска на груди, выдавали личинку комарика-галлицы.
Очевидно, галлица откладывала яички на лист. Личинки выделяли особые вещества, которые искажали его рост, заставляли складываться вдоль, срастаться краями, образуя домик-галл. Раздражая внутренние стенки галла, личинки вызывали выделение питательной жидкости, которую и поглощали. Сколько надо было времени, чтобы заставить растение служить себе.
Личинки оказались очень чувствительными к сухому воздуху и вынутые из галла быстро погибали.
Все были очень довольны, что свернули с дороги. В тени высоких стен переждали жару, нагляделись на мертвый город, а главное я набрал полный полотняный мешочек галлов. Судя по размерам личинок, по оформившемуся и чуть розовому галлу, можно было надеяться, что скоро должно наступить окукливание личинок и возможно, сразу же за ним и вылет комариков. Но могло случиться и по иному. У насекомых жителей пустыни часто личинка забирается глубоко в землю, окукливается в ней и замирает до будущего года. Тогда изволь в искусственной обстановке лаборатории сберечь жизнь замершей куколки.
Когда жара спала, мы тронулись в путь, проехали холмистую пустыню, попали на ровные, как асфальт, такыры с потрескавшейся глинистой почвой, и остановились на ночлег на дне высохшего озера.
Заниматься галлами вечером не было времени, и устроить их в стеклянные банки я решил утром. Но утро началось с загадок. Все галлы исчезли, а в мешочке остались только одни слегка подсохшие листики. Остаток вчерашнего дня и прошедшую ночь галлы раскрылись и личинки покинули свои домики. Но куда они делись? Их было немало, в каждом галле штук по десять-тридцать, всего же не менее полутысячи. Не могли же они превратиться в ничто! Но ни в мешочке, ни в полевой сумке, в которой находился мешочек личинок, не было и следов. По-видимому, они каким-то образом заставили раскрыться начавшие подсыхать галлы, и, очутившись на свободе, проникли сквозь плотную ткань мешочка наружу, нашли ничтожные щелочки и в полевой сумке. Разве это препятствие, если личинки могут зарываться в твердую как камень и сухую почву пустыни. В этом я был уверен.
Очень жалко было расставаться с находкой. Вернуться же к мертвому городу мы не могли, не было ни времени, ни лишнего горючего. Теперь на пути я всюду искал галлы и останавливался возле зарослей верблюжьей колючки. Но поиски были долго безуспешными. Галлицы плохо летают, расселяются с трудом, особенно в пустыне с ее громадными просторами и поэтому часто обитают очажками. И все же удалось найти галлы из сложенных листиков. Многие из них уже открылись, освободив от плена галлиц, другие только что начали раскрываться.
Чтобы выбраться из галла личинки все сразу скоплялись вдоль шва. В это время они, наверное, начинали выделять какие-то вещества, расплавлявшие шов и заставлявшие раскрываться листочек.
Галлы я тот час же поместил в стеклянную банку с плотно утрамбованной на их дне почвой. Все личинки тот час же закопались в ней, свили шелковистые кокончики и окуклились. Через неделю из куколок вылетели комарики, светло-серые, настоящие пустынницы, с нежными длинными ветвистыми усиками, украшенными причудливыми узорами из тончайших нитей. Самки отличались от самцов длинным и тонким яйцекладом, который втягивался в тело. Галлицы развивались в нескольких поколениях за лето. Они оказались новым видом, я его назвал «пустынным» — Contarinia deserta.
После того, как о галлице с верблюжьей колючки была напечатана в научном журнале статья, я подумал, для чего же листочки галла так полно раскрываются? Для того, чтобы личинкам выбраться наружу достаточно крохотной щелочки или дырочки.
Дело было, видимо, вот в чем. Галлица отлично приспособилась к верблюжьей колючке. За многие тысячелетия совместной жизни она сумела приносить как можно меньше ущерба растению. От благополучия своего прокормителя зависела и ее жизнь. Что бы случилось, если галлицы погубили свою хозяйку, тем более, что они приспособились жить только за ее счет? Они бы погибли и сами. Вот почему личинки, покидая свое убежище, полностью раскрывали галл и он постепенно принимал форму листочка и, хотя и слегка покалеченный, продолжал служить растению.