Том 1

И если святое убежище оказалось бессильным возле епископского двора, то на подворье Либицкого замка оно и вовсе не помогло. Нападающие проломили двери храма. Но тут, как рассказывают, случилось, что крест, прочно стоявший в своей нише, вдруг сам по себе, не тронутый человеческой рукой, приподнялся и грохнулся перед теми, кто бешено рвался в храм. И замерли люди, ужаснувшись близости Бога, присмирели. Но дьявол внушил одному из них вероломную мысль — и этот человек, наущенный дьяволом, сказал:

— Спытимир, Побраслав, Порей, Часлав, все вы, братья Войтеха, скрывающиеся тут, и ты, поп Радла, благоприятель дома Славника, — чего вы боитесь? Конец вашему произволу, конец вашей гордыне, вы побеждены, но мы вас не тронем, если вы со смирением и доверием выйдете из храма и склонитесь пред волей Болеслава.

Предатель умолк, и стало слышно, как перешептываются несчастные, советуясь, как им поступить. Слышался плач детей и гул голосов, и шорохи, ибо церковь была набита людьми до отказа.

Наконец решение было принято, и священник Радла заговорил:

— Мы верим вам. Речь ваша угодна Богу. На Бога уповаем мы, и алтарь, сей столп небес, да будет столпом нашего договора.

И вышел Радла, а за ним князья, и старшины, и женщины с младенцами на руках.

Вот уже последний вышел из храма. Вот все уже под открытым небом. Тогда поднялся шум, и шум этот все нарастал. Снова загремел боевой клич — и началась резня. Перебиты были все люди рода Славника. Все — младенцы, и женщины, и старшины, все князья и все слуги…

Такова история истребления зличского племени. Таково предание о конце последнего князя, который правил в земле своего рода и лишь неохотно признавал волю Болеслава. На том и закончилось разделение по племенам и началось воссоединение земель.

Некоторые летописцы, говоря о либицкой резне, находят, что она весьма похожа на то, что происходило в других странах, что жестокость тех времен никогда не останавливалась даже перед колыбелью. Ибо тем же способом были истреблены многие роды немецких и итальянских вельмож. Но была ли либецкая история обычным делом или составляла исключение — верно одно: она означала завершение трудов по объединению страны и вместе с тем явилась причиной новых раздоров и бедствий. Ибо Собебор, а также Войтех (вплоть до своей мученической кончины) сделались врагами Чешской земли и, насколько хватало их влияния, старались направить меч императора, а также меч Болеслава Польского на то, чтобы покарать род Пршемысла.

И продолжались распри и войны. И росло отчуждение между польским и чешским народами. Наступили годы смятения, и упадка власти, и влияния чужеземцев.

Такое безотрадное время растянулось на три десятка лет.

ОБНОВИТЕЛЬ

Кроме Вацлава, умершего в юных годах, были у Болеслава II еще три сына; старший из них, Болеслав III, стал княжить по смерти отца. Человек он был злой и безжалостный. Лицо имел красивое, стан стройный, волосы чудесного цвета и сверкающее око — но сердцем был он нехорош: труслив и слаб. Кто знает, когда вселился в него страх? Как проникла в его колыбель робость?

Говорят, на некоторых людей уже с малых лет давит некая тяжесть, пригибает к земле. Может быть. Но нам следует верить, что поступки каждого человека, будь то чудовищные или благие, вызывают могучий поток действий прочих людей, и одни сталкиваются с другими, преображают их, сами подвергаясь переменам. Так — или вроде этого — возникает единство намерений. Так в неизбежной очередности человек поправляет человека. И пока жив дух народа, пока движет им живая жизнь, будет каждый человек жаждать все больше и больше этой общности. Он будет идти вперед. Будет возвращаться к делам прошлого, чтобы придать им небывалый, высший смысл. И забывать их он будет, и предавать — и всякий раз творить сызнова и лучше, ибо таков удел человека.

Когда сужается русло жизни и пороги бедствий сдерживают ее течение, тогда рассеянная прежде сила устремляется к одной цели и сносит глыбы камней, преградивших ей путь. Бывают периоды упадка, но, может быть, именно в них возникают зародыши общественного сознания. Рассказывают: в ту пору казалось, что Чешское княжество и род его князей должны исчезнуть. Чужеземные владыки определяли судьбы частей Чехии. Народ страшился их власти, вельмож она ужасала. Эти страхи рождали в чехах предчувствие, что страна их будет отдана на поток и разграбление, и станут ее уделом плен и глумление над всеми, кто ходит по Чешской земле. Князь же, как уже сказано, не обладал ни отвагой, ни верностью. Страх делал его жестоким, и он, подобно всем слабым, ненавидел и убивал людей. Он не был воином, который сражается и одолевает в бою, — он, словно волк, бросался из засады на всякого, кто внушал ему страх.

В первые же годы своего княжения велел Болеслав III оскопить своего брата Яромира, а младшего, по имени Ольдрих, собирался умертвить. Княжич едва успел спастись. Он бежал вместе со своей матерью, ибо и она не чувствовала себя в безопасности перед свирепостью Болеслава Жестокого.