Первый — тот, кого вы любили, кто дал вам много добычи. А что дает вам князь, лишенный мужественности? Ничего! Ничего! Он слаб, он уклоняется от боя, и окружают его люди с писклявыми голосами, и всякий волен заговорить с ним. Что же далее? Или не видите, что никто не блюдет старинные права? Не видите, что рабы убегают беспрепятственно, и от бегства их скудеют вельможи? Поэтому говорю вам: отвернитесь от того, чье имя Яромир, переходите на сторону Ольдриха!
Во время своей речи Кохан все оглядывался на запертую дверь и поворачивал лысую голову то в одну, то в другую сторону: следил, не будет ли каких признаков неудовольствия; и, если бы далее последний из родственников обнаружил несогласие с ним, он готов был мгновенно повернуть вспять.
Но Вршовичи были люди рассудительные. Все они были против Яромира и приняли совет Кохана, решив тайно отправить посланцев к заточенному князю. Затем они поручили Кохану уговорить некоего человека, который, хоть и удалился от мира, все же был связан с вельможами и оделял их советами. Человека этого звали Винтирь. Жил он в грубо сколоченной лачуге, в которой едва умещались очаг да ложе. Немного скотины, улей-другой с пчелами — вот и все его имущество, но влияние его было сильнее власти князей, живших в крепко срубленных палатах. Люди приходили к Винтирю с просьбой обдумать их дела и дать совет, что им делать.
Что же до внешнего вида, то был Винтирь высокого роста, нос имел крючком, брови широкие и глаза, сверкавшие под вывороченными красными веками.
Как-то раз отдыхал Винтирь в тишине и шелесте листьев, успокаивавших его мысль, и вдруг раздался топот и у хижины остановился Кохан, сидевший в седле. Это было неслыханно: обычно люди спешивались довольно далеко от жилища отшельника из почтения к нему. Однако Вршовичу незнакомы были подобные чувства. Подъехав так близко, Кохан спрыгнул с лошади и вошел к отшельнику. Казалось, он не видит, как строго хмурит тот брови, и заговорил без всяких околичностей. Стал сразу хвалить Ольдриха, поносить Яромира и наконец попросил Винтиря отправиться к императору, чтобы передать ему мнение чешских вельмож.
Высказав все, Кохан смолк в ожидании ответа.
Но молчал и святой отшельник. Он был оскорблен и погрузился в размышления.
Прошло немало времени, когда Кохан осмелился заговорить снова.
— Отречение от мира и уединенность, молитвы и богоугодные созерцания — кладезь истины, и мы, люди грешные, жалкие и негодные, жаяхдем хоть глоточка из этого кладезя. Вот и пустился я в дальнюю дорогу, чтобы спросить твоего совета по делу обоих князей.
Тут Кохан стал перечислять все несправедливости, якобы совершенные Яромиром. Говорил он неторопливо, тихим голосом, как человек, хорошо взвешивающий свои слова. Упомянув о преданности Винтиря императору, он продолжал:
— Безмерно могущество кесаря, и всем нам надлежит руководиться его волей. Так повелевает Господь, давший императору силу побеждать в битвах и подчинять себе князей. Стало быть, император — господин и над нашей страной. Мы, вельможи, склоняемся перед ним, и Ольдрих, ныне заточенный, стремится делать лишь то, что нравится кесарю, ибо он всегда был ему верным вассалом.
Закончив эту часть своей речи, Кохан упомянул о выкупе, который мог бы заплатить Ольдрих, и снова взялся унижать Яромира. У князя-де душа немужественная, и воли у него маловато, и никоим образом не может он умножить славу своего суверена.
— Не к чести кесаря, — продолжал Кохан, — что лен его держит бесполый. Пусть император заточит калеку, который — не мужчина и не женщина! Пусть отдаст Ольдриху первое место среди князей! Вот о чем твердят знатнейшие роды. И слова эти перелетают из замка в замок.
Пока Кохан говорил, к лачуге отшельника подоспели прочие Вршовичи. Стали вокруг — один скрестив руки на груди, другой опираясь на меч, третий выводя какие-то линии рукояткой своего топорика, и все — в великом смущении, ибо Винтирь все еще не произнес ни слова.
— Молчишь? — заговорил тогда старший в роде. — Но разве дозволено молчать, когда император, благосклонный к тебе, подвергается оскорблениям?
— Я думаю, — ответил отшельник.
— Так думай же! — вскричал Кохан. — Стой над своим ответом, как рыбак, уставившийся на поплавок, размышляй в немоте, жди, пока язык твой не вздрогнет от страха, жди, пока не настигнет тебя месть императора и месть Ольдриха!
С этими словами он вскочил в седло и повернул коня. Мелкие камешки брызнули из-под копыт жеребца, во все стороны разлетелся песок. Тогда и остальные Вршовичи ухватились за луки седел и, сдавив коленями лошадей, умчались с криками и бранью.
Вот они промелькнули на повороте и помчались напрямик, без дороги, с ходу поднимаясь на холмы; и ветер относил их угрозы.
Когда они скрылись из виду и отзвучали их крики, Винтирь стал обдумывать правду и неправду сказанного ими. Мнилось ему, что в их словах выразилось желание всех высокородных, и опасался отшельник, как бы не приключилось ущерба императору, его покровителю. К этим рассуждениям примешался и страх, что Ольдрих сам бежит из плена и будет мстить…