Том 10. Аббат

— Но вполне достаточный, чтобы налакаться как следует, — возразил паж. — И вдобавок, что бы тебе пойти проспаться после выпивки, так нет же — расселся тут распевать свои разгульные песни о святых отцах и слепцах, пока в конце концов тебе чуть не вышибли глаза из орбит. И хотя ты, неблагодарный пьяница, обвиняешь меня в том, что я отступился от тебя, но, если б не мое вмешательство, этот молодчик, как пить дать, перерезал бы тебе глотку: он размахивал кинжалом шириной в ладонь и острым как бритва. Вот чему тебя должен учить неопытный юноша! О Адам, какой стыд, какой стыд!

— Черт побери, аминь! Я согласен! — воскликнул Адам. — Стыдно мне должно быть, раз я имел глупость ждать чего-то, кроме нахального зубоскальства, от такого пажа, как ты, который посмеялся бы и над отцом родным, попади тот в переделку, вместо того чтобы оказать ему помощь.

— Но я охотно окажу тебе помощь, — сказал паж, все так же смеясь, — а именно — провожу тебя в твою комнату, дружище Адам. Там ты проспишь ночку, и из тебя за это время испарятся и эль, и вино, и гнев, а утром, когда проснешься, ты снова обретешь свой ясный ум, которым одарен от природы. Только об одном я хочу предупредить тебя, дорогой Адам: отныне и навсегда, всякий раз как ты станешь бранить меня за то, что я несколько горяч и слишком поспешно хватаюсь за кинжал, и так далее и тому подобное, то твое увещевание будет служить прологом к беседе о памятном происшествии в подворье святого Михаила, где кому-то попало по глазам.

Произнеся эту соболезнующую речь, Роланд доставил упавшего духом сокольничего к его постели, после чего тоже улегся, но еще долго ворочался с боку на бок, прежде чем смог уснуть. Если приходивший к нему посланец был на самом деле не кем иным, как Кэтрин Ситон, то какие же мужские у нее ухватки, какая она резкая! Сколько в ней дерзости и самоуверенности, просто диву даешься! У нее на лице написана такая бесцеремонность, какой хватило бы на два десятка пажей. «Нет, я дознаюсь, — думал

Роланд, — что все это значит. А все же — ее черты, ее взор, ее легкая походка, ее смеющиеся глаза… Грация, с которой она набрасывает на себя плащ так, чтоб из-под него виднелись руки и ноги не больше, чем это совершенно необходимо (хорошо, что она сохранила хоть в этом отношении присущее ей изящество), голос, улыбка… Нет, это может быть только Кэтрин Ситон или же сам дьявол в ее обличье! Одно только меня радует: я положил конец тоскливым назиданиям этого болвана Вудкока, который, будучи оторван от своих соколов, вздумал стать проповедником и моим наставником».

Утешенный этим соображением и благодаря свойственной всем молодым людям счастливой беззаботности, отгоняющей мысли о завтрашнем дне, Роланд уснул крепким сном.

Глава XX

Меня вы разлучили с тем, кто был

Моим вожатым и моей опорой;

Кто, словно соколенка-дикаря,

Учил меня смирять свои порывы…

Советчика и друга я утратил!

Старинная пьеса

На следующее утро, едва забрезжил свет, ворота гостиницы сотряслись от сильного стука. Стучавший заявил, что пришел от имени регента, и был немедленно впущен внутрь. Несколько мгновений спустя в комнату, где ночевали наши путешественники, ворвался Майкл Обгони Ветер.

— Вставайте, вставайте! — воскликнул он. — Дремать не приходится, когда Мерри велит дело делать.

Заспанные путешественники вскочили с кроватей и стали быстро одеваться.

— Ты, друг, — сказал Майкл Обгони Ветер Адаму Вудкоку, — должен сейчас же скакать с этим пакетом к монахам Кеннаквайрского аббатства, а потом вот С этим (говоря, он передавал Адаму пакеты) — к рыцарю Эвенелу.

— В первом, видно, приказ монахам объявить избрание аббата недействительным, — сказал Адам Вудкоку, а второй, наверно, уполномочивает моего хозяина проследить за тем, чтоб это было исполнено. Но, по-моему, не очень-то честно натравливать брата на брата.

— Не рви на себе бороду зазря, старина, — сказал Майкл, — а садись-ка лучше на коня и с богом в путь; потому что если эти приказы не будут выполнены, от церкви святой Марии останутся одни обгорелые стены, а может быть, и от замка Эвенелов тоже. Я, видишь ли, слышал, как лорд Мортон повышал голос, разговаривая с регентом, а у нас сейчас такое положение, что мы не можем ссориться с ним из-за пустяков.

— Ну, а касательно аббата Глупости, — спросил Адам, — об этом происшествии что они говорят? Ежели они сильно обозлены, то я лучше отправлю пакеты к дьяволу, а сам улизну, перемахнув границу.

— Да нет, это сочли шуткой, потому что большого вреда это не причинило. Однако слушай, Адам, — продолжал его товарищ. — Если бы у тебя была на выбор даже дюжина вакантных мест, которые ты мог бы занять в качестве аббата Глупости или Рассудительности, в шутку или всерьез, никогда не надевай на голову поповской митры. Время для этого неподходящее, приятель! А кроме того, нашей «деве» не терпится отхватить голову какому-нибудь жирному церковнику.