Том 10. Аббат

— Теперь, когда ты остаешься в этом беспокойном мире один и мой житейский опыт уже не сможет помогать тебе, я хочу предостеречь тебя от трех вещей, Роланд. Во-первых, не хватайся за кинжал по малейшему поводу: помни, что не у каждого встречного под камзолом такая набивка, какая была у одного известного тебе аббата. Во-вторых, не увязывайся за каждой хорошенькой девушкой, как кречет за куропаткой: не всегда ты получишь в награду за это золотую цепь; кстати, вот она, твоя фанфарона, возвращаю ее тебе; крепко храни ее: она изрядно весит и может не раз сослужить тебе недурную службу. Наконец, в-третьих, говоря словами нашего почтенного проповедника, берегись бутылки: от нее помрачался разум и у людей поумнее тебя. Я мог бы привести этому примеры, да, пожалуй, нет нужды: потому как ты можешь забыть свои огрехи, но мои — навряд ли. Ну, на том прощай, сынок, желаю тебе удачи.

Роланд не преминул ответить ему такими же добрыми пожеланиями и присовокупил к ним просьбу передать от него почтительный поклон леди Эвенел, а также выразить от его имени глубокое сожаление по поводу того, что он оскорбил ее, и сообщить о его твердом намерении вести себя повсюду так, чтобы ей не пришлось стыдиться за великодушное покровительство, которое она оказывала ему.

Обняв своего юного друга, сокольничий уселся на перебиравшую в нетерпении ногами коренастую, крутобокую свою лошадку, которую гостиничный слуга подвел к дверям уже оседланной, и, придержав поводья, двинулся шагом в южном направлении. Размеренно-медленный стук копыт производил тягостное впечатление; по аллюру лошади можно было угадать угнетенное душевное состояние всадника. Каждый удар отзывался болью в сердце Роланда, который понимал, что удаляющийся его товарищ утратил свою обычную бодрость духа и живость, присущую его деятельной натуре; себя же он снова почувствовал одиноким в целом мире.

Его вывел из задумчивости Майкл Обгони Ветер, сказавший, что им необходимо сейчас же вернуться во дворец, так как лорд-регент должен сегодня очень рано присутствовать на заседании гражданского верховного суда. Они немедленно покинули гостиницу, и вскоре Майкл Обгони Ветер, старый верный слуга, ближе допущенный к особе регента и к его частной жизни, нежели многие другие лица, занимавшие значительно более видные посты, ввел Роланда в небольшую, устланную ковром комнату во дворце, где паж был принят тогдашним главой охваченного смутой Шотландского государства. На графе Мерри был халат темного цвета, шапочка и ночные туфли из такой же ткани; но хотя вид у него был вполне домашний, он держал в руке вложенную в ножны рапиру — предосторожность, к которой он прибегал, принимая посторонних людей, скорее вследствие настоятельных предостережений своих друзей и сторонников, нежели из-за собственных опасений. Он молча ответил кивком головы на почтительный поклон пажа и несколько раз, не произнося ни слова, прошелся взад и вперед по комнате, но при этом не спуская с Роланда пристального взгляда, словно хотел проникнуть ему в душу. Наконец он нарушил молчание.

— Тебя зовут, кажется, Джулиан Грейм?

— Не Джулиан, а Роланд Грейм, милорд, — ответил паж,

— Да, да, память подвела меня на этот раз; Роланд Грейм, со Спорной земли. Скажи, Роланд, тебе известны обязанности человека, состоящего на службе у благородной дамы?

Как мне не знать их, милорд, — ответил Роланд, — если я с детства был приближен к ее милости леди Эвенел! Но, полагаю, мне никогда больше не придется нести их, ибо рыцарь обещал мне…

— Помолчи, молодой человек, — сказал регент, — говорить буду я, а ты должен слушать и повиноваться. Необходимо, чтобы ты, по крайней мере на некоторое время, поступил в услужение к благородной даме, которая по званию не имеет себе равных в Шотландии. И я даю тебе свое слово рыцаря и правителя, что эта служба будет для тебя первой ступенью такой карьеры, которая удовлетворила бы честолюбивые мечты многих молодых людей, имеющих в силу некоторых обстоятельств право притязать на более высокое положение, чем ты. Я возьму тебя в свою личную свиту и сделаю моим приближенным или же, если тебе это подойдет больше, назначу тебя начальником пехотной роты; обе должности одинаково лестны, и любую из них рад был бы обеспечить своему младшему сыну знатнейший из лэрдов страны.

— Позволено ли мне будет спросить, милорд, — произнес Роланд, увидя, что граф остановился и ждет ответа, — кто эта благородная дама, которой мне в меру моих слабых сил предстоит служить?

— Тебе это скажут позднее, — ответил регент, но затем, как бы преодолев в себе нежелание распространяться об этом, добавил: — Впрочем, почему бы мне и самому не сказать тебе, что ты поступаешь в услужение к самой прославленной и самой несчастной благородной даме, какую только знает свет, — к Марии Шотландской?

— К королеве, милорд? — воскликнул паж, не будучи в силах скрыть крайнее свое удивление.