Том 10. Адам – первый человек. Первая книга рассказов. Рассказы. Статьи

Пока под второй бокал ракии я пробовал вкусные закуски, корабль, на котором выбирали якорную цепь, плавно вышел из бухты в светящееся под луной открытое море. Невольно провожая кораблик глазами и слушая удаляющийся шум его двигателей, я думал и вспоминал обо всем понемногу. О шакалах с их светящимися в ночи зелеными глазами, о моем любимом псе Джи, о жеребенке Ви, о том, как много лягушек, ужей, змей-медянок жило на берегах нашей заросшей ежевикой канавы, о том, как я не любил учиться в школе, а точнее, в школах, о загадочном Франце, которого я никогда не видел, о камнях-близнецах – здесь, у таверны, и возле саманного дома моего детства, на крыше которого каждой весной расцветали алые маки. Конечно, я захмелел, два бокала сорокапятиградусной ракии делали свое дело. В голове у меня приятно шумело, кораблик в море чуть приплясывал перед глазами, становясь все меньше и меньше. Мельком я подумал даже о том, что пьянство, пожалуй, единственный грех, который наши советские власти прощают с удовольствием и сочувствием. Так что бояться мне нечего, тем более что это моя первая загранпоездка. Простят – хорошо, а и не простят, бог с ним! Уж очень мне хотелось отпустить тормоза, и я их отпустил, наливая себе третий бокал под плов «Александр Македонский».

Поставив передо мною плов и пожелав приятного аппетита, официант дробно застучал каблуками вниз по лестнице в основной зал таверны, где вдруг наступила тишина, а через секунду скрипач заиграл чардаш Монти. Звуки знаменитого чардаша доносились до меня приглушенно, я подумал, что, наверное, музыку заказал какой-то венгр, хотя и необязательно, она ведь достаточно известна в мире.

Плов «Александр Македонский» оказался, что называется, так себе. Только мясо и рис выкладывались на тарелку отдельно, а не смешанные, как обычно.

Как говорят у нас про водку: «первая стопка колом, вторая – соколом». Так же и у меня третий бокал ракии выпился как бы сам собой. А скрипач все наяривал чардаш, на душе у меня защемило, перед глазами чуточку поплыло – я почти не различал кораблик в море, наверное, он уходил или уже ушел за линию горизонта.

– Табак повез в Марсель, – вдруг раздалось из-за второго столика в дальнем темном углу маленькой веранды.

– Почему вы думаете – табак, Степан Григорьевич? – спросила тетя Нюся.

Я сразу узнал ее по голосу и по абрису лица в темноте веранды.

И тут на керамическом блюде за их столиком будто сами собой зажглись три свечных огарка. В ту же долю секунды я увидел молодое лицо моего любимого деда Адама, его ярко взблескивающие при зажженных свечах глаза, полные жизни и света. Я сразу понял, что второй мужчина за столиком – мой дед по матери Степан: широкоплечий, большой человек, очень большой – именно таким я всегда и представлял моего двухметрового деда Степана Григорьевича. А тетя Нюся была такая же, как всегда в моей памяти, только очень молоденькая.

Так и не допив четвертый бокал ракии, я весь обратился в слух и внимание, нисколько не задумываясь над тем, галлюцинации ли это или явь.

XXVII

– Вы спрашивайте, почему табак? – продолжая разговор, обратился Степан Григорьевич к тете Нюсе. – Потому, Анна Михайловна, что Кавала главный перевалочный пункт торговли табаком в Европе. – Дед Степан чуть призадумался и неожиданно добавил: – А до нас хорошо плыть морем от Варны до Одессы… но морем опасно.

– Вы думаете, утонем? – удивился Адам Семенович.

– Давайте-ка, ребятки, без брудершафтов, но перейдем на «ты», – не отвечая на его вопрос, предложил Степан Григорьевич.

– А я хочу с брудершафтом! – засмеялся Адам Семенович. Его глаза молодецки блеснули, и он потянулся со своим бокалом к Анне Михайловне.

Наверное, она не знала, что значит брудершафт, но, как истая женщина, обучаясь на ходу, оплела свою руку с бокалом с рукой Адама Семеновича и, подражая ему, выпила до дна свою кадарку. Тут он и поцеловал ее в губы.

– Все. Теперь я – Адам, а ты – Анна, без отчеств.

– А Степан Григорьевич? – возбужденно улыбаясь, спросила Анна, которой очень пришелся по вкусу незнакомый ей прежде брудершафт.

– Степан согласен на «ты» и без поцелуев с Адамом. Все. Я – Степан, он – Адам, ты – Нюся. У меня так младшую сестренку зовут.

Адам ловко налил кадарки Нюсе, а себе со Степаном – ароматной абрикосовой ракии. Все трое чокнулись со звоном и радостно выпили.

Адам аккуратно подкладывал закуски и салаты на тарелку даме. По всему его просветленному облику и молодо блестящим синим глазам, особенно красивым при свечах, по тому, как наливал он Нюсе не по полной, а по чуть-чуть, щадяще, по тому, как иногда он как бы нечаянно нежно прикасался своей рукой к ее руке, мне стало сразу понятно, что в чем-чем, а в ухаживаниях за молоденькими женщинами дед Степан не соперник деду Адаму.

Абрикосовая ракия пилась легко и источала аромат осеннего фруктового сада. Кадарка тоже нравилась Нюсе. Хмель быстро брал свое, движения всех сидевших в застолье стали подчеркнуто плавными, щеки разрумянились, глаза горели.

После того как разлили спиртное в третий раз, Адам прикрыл свой бокал ладонью и сказал: