Том 10. Пьесы, написанные совместно

Ашметьев. Не знаю.

Варя. Тоненькие ножки. Губы оттопырит… Какой он, а? Какой он?

Ашметьев. Я не понимаю тебя, что значит: «какой он?»

Варя. Господи, вот какая глупая! Досадно даже на себя… и спросить не умею… Нет, какой он человек?

Ашметьев. Человек современный, и даже уже слишком современный, энергичный, общественный деятель.

Варя. Да не то, все не то… Вот вы, например…

Ашметьев. «Вы, вы» — а наше условие?

Варя. Да сразу как-то неловко. Ну, да хорошо, — ты, ты… Я ведь помню тебя, как мы гуляли, как катались в лодке… Как я рада, что ты приехал… Ты добрый, милый, милый, а он…

Ашметьев. Что ж он?

Варя. Он — птица.

Ашметьев. Как она мила, как она мила!.. Птица! Это прелестно и очень метко! Птица! (Смеется.)

Варя. Вот мне с тобой и легко, и весело, и слушаю я тебя, и верю всему, что ты говоришь; а с ним вот все бы я спорила. И досада мне, что все только молчат да слушают его, никто не может с ним спорить; хоть бы иное что и так, да я бы сказала: не так! Господи! Зачем я такая дурочка, что не могу спорить! Ничего я не знаю: какие это люди есть, что это на свете… Зачем, что, как?

Ашметьев. И дай бог, чтоб ты как можно дольше ничего этого не знала. Узнаешь свет, людей, и исчезнет твоя резвость, твоя веселость! Твое неведение бесценно; это так редко, так ново, им налюбоваться нельзя.

Варя. Так ничего и не знать, ничего не понимать? Да ведь это страшно. Жить, как ночью.

Ашметьев. Не ночь это, не ночь; это весеннее майское утро, полное свежести и блеска.

Варя. Да, хорошо, как ничего не случается такого… особенного, а вот теперь я… вот и ничего не знаю, и понять не могу… Он… что он? Добрый, злой, дурной, хороший? Просто хоть плачь.

Ашметьев. Спроси у сердца своего, оно тебе скажет, оно иногда лучше ума.

Варя. Ну, скажет мне сердце, — да ведь должна же я уметь передать то, что сердце-то говорит.

Ашметьев. Кому?

Варя. Ну, хоть отцу. Он говорит, чтоб я привыкла к Вершинскому, а я чем дальше, тем все больше от него отвыкаю. Ну, что я скажу отцу? Что Вертинский мне не нравится? А он спросит: «чем?» «отчего?» Что же мне сказать? Что Вертинский — птица! Ведь я больше ничего не умею. Отец рассердится, скажет, что я глупа, что я вздор говорю, ну, и… и кончено, и мне итти за Вертинского.

Ашметьев. Нет, зачем же, дитя мое, коли он тебе не нравится. Ты ничего не делай, ни на что не решайся, не спросясь меня. Со мной ты можешь говорить обо всем, нисколько не стыдясь, совершенно откровенно. Ну, что такое я для тебя? Старый друг, старый дядя, я ведь тебе другой отец.

Варя. Отец! (Смеется.)Я так тебя и буду звать «папка» — папка! папка! (Хохочет; нежно.)Папочка, папка!

Ашметьев. А я — моей дикаркой! Только будь откровенна со мной, все, все, что есть на душе, на сердце, все передавай мне. Какое наслаждение: проникнуть в такую юную, свежую душу! Я буду руководить тебя, оберегать, охранять.

Варя. От кого охранять?

Ашметьев. Ото всех и от всего.

Варя. А если отец обижать будет?

Ашметьев. Я — твой адвокат и защитник и перед отцом.

Варя. Папка, золотой! Вот тебе за это! (Обнимает и целует.)

Ашметьев. Какой огонь, какой огонь! Вот счастье! А уж я думал, что для меня нет больше радостей!

Варя. Ну, хорошо, папка, я буду с тобой откровенна, да только вот что!.. Я часто и сама не знаю, что со мной бывает, делается что-то, а что такое — не понимаю. Так как же сказать-то?

Ашметьев. Ничего, ты мне только намекни, одно словечко; а я уж пойму, я разберу, я неловок опытный в этом деле.

Входят Анна Степановна и Марья Петровна.

Явление одиннадцатое

Ашметьев, Варя, Анна Степановна, Марья Петровна.

Марья Петровна(подходя к Ашметьеву). Успокой маменьку, она расстроена; она думает, что ты у нас скучаешь и уехать собираешься.

Ашметьев. Что за вздор такой! (Подходя к матери.)Тебе показалось, что я скучаю? Нет, нисколько. Да разве я могу скучать подле тебя, моя милая старушка, подле моей Маши? Разве мне не рай с вами? Я прогощу у вас все лето.

Анна Степановна. Ну, вот, благодарю тебя, друг мой! В самом деле, погости у нас! Чего тебе недостает? Мы все за тобой будем ухаживать, будем нежить тебя, на руках носить.

Действие второе

ЛИЦА:

Ашметьев.

Марья Петровна.

Зубарев.

Варя.

Вершинский.

Мальков.

Боев.

Мавра Денисовна.

Комната в доме Зубарева. Направо дверь; в глубине растворенная дверь на террасу, по сторонам ее два окна; мебель старинная, грубой работы.

Явление первое

Входят Марья Петровна и Варя.

Марья Петровна. Скоро ли этот ваш съезд кончится? Как там шумно.

Варя. Сейчас все разъедутся, останутся только наши милые Боев да Мальков.

Марья Петровна. Что с тобой сделалось? Три Дня мы тебя не видали.