Том 10. Письма

Надеюсь явиться к вам в конце этого месяца. Царское Село может свести с ума; в Петербурге гораздо легче уединиться. (Франц.)

451

Спасибо, сударыня, за изящный перевод оды — я заметил в нем две неточности и одну описку переписчика. (Иссякнуть), означает tarir; (скрижали) — tables, chroniques. (Измаильский штык) — la bayonette d’Ismaél, а не d’Ismailof. [457]

В Петербурге есть для вас письмо; это ответ на первое полученное мною от вас. Велите его вам доставить — я приложил к нему оду, посвященную покойному князю, вашему батюшке.

Г-н Опочинин оказал мне честь зайти ко мне — это очень достойный молодой человек — благодарю вас за это знакомство.

На этих днях буду у ваших ног. (Франц.)

453

«Мармион». (Франц.)

459

рассчитанной на эффект. (Франц.)

462

Генерал,

Неотложные дела требуют моего присутствия в Москве, и я, не будучи еще окончательно зачислен на службу, принужден отлучиться на две-три недели, не имея иного разрешения, как от одного лишь квартального. Считаю своим долгом поставить о том в известность ваше превосходительство.

Пользуюсь этим случаем, чтобы обратиться к вам по одному чисто личному делу. Внимание, которое вы всегда изволили мне оказывать, дает мне смелость говорить с вами обстоятельно и с полным доверием.

Около года тому назад в одной из наших газет была напечатана сатирическая статья, в которой говорилось о некоем литераторе, претендующем на благородное происхождение, в то время как он лишь мещанин в дворянстве. К этому было прибавлено, что мать его — мулатка, отец которой, бедный негритенок, был куплен матросом за бутылку рома. Хотя Петр Великий вовсе не похож на пьяного матроса, это достаточно ясно указывало на меня, ибо среди русских литераторов один я имею в числе своих предков негра. Ввиду того, что вышеупомянутая статья была напечатана в официальной газете и непристойность зашла так далеко, что о моей матери говорилось в фельетоне, который должен был бы носить чисто литературный характер, и так как журналисты наши не дерутся на дуэли, я счел своим долгом ответить анонимному сатирику, что и сделал в стихах, и притом очень круто. Я послал свой ответ покойному Дельвигу с просьбой поместить в его газете. Дельвиг посоветовал мне не печатать его, указав на то, что было бы смешно защищаться пером против подобного нападения и выставлять напоказ аристократические чувства, будучи самому, в сущности говоря, если не мещанином в дворянстве, то дворянином в мещанстве. Я уступил, и тем дело и кончилось; однако несколько списков моего ответа пошло по рукам, о чем я не жалею, так как не отказываюсь ни от одного его слова. Признаюсь, я дорожу тем, что называют предрассудками; дорожу тем, чтобы быть столь же хорошим дворянином, как и всякий другой, хотя от этого мне выгоды мало; наконец, я чрезвычайно дорожу именем моих предков, этим единственным наследством, доставшимся мне от них.

Однако ввиду того, что стихи мои могут быть приняты за косвенную сатиру на происхождение некоторых известных фамилий, если не знать, что это очень сдержанный ответ на заслуживающий крайнего порицания вызов, я счел своим долгом откровенно объяснить вам, в чем дело, и приложить при сем стихотворение, о котором идет речь.

Примите, генерал, уверение в моем высоком уважении. Вашего превосходительства нижайший и покорнейший слуга

Александр Пушкин.

24 ноября. СПб. (Франц.)

463

Очень вам благодарен за «Мясника». В этой вещи чувствуется подлинный талант — но «Барнав»… «Барнав»; вот и Мандзони, принадлежащий графу Литте, — прошу вас отослать ему и не обращайте внимания на мои пророчества. (Франц.)

464

Я буквально без гроша. Прошу вас подождать день или два.

Весь ваш А. П. (Франц.)

466

маршрут, дневник путешествия. (Франц.)

Иван Выжигин (совершенно очаровательно!). (Немецк. и франц.)

469

для того, чтобы сменить всю прислугу (буквально: очистить дом). (Франц.)

470

головокружение. (Франц.)

471

Примите, сударыня, мою искреннюю благодарность за ваши любезные хлопоты с моими книгами. Я злоупотребляю вашей добротой и вашим временем, но прошу вас оказать мне последнюю милость — велите спросить наших людей в Михайловском, нет ли там еще сундука, посланного в деревню вместе с ящиками моих книг. Подозреваю, что Архип или кто-либо другой утаивает его по просьбе Никиты, моего слуги (ныне слуги Льва). Он должен заключать (я разумею сундук, а не Никиту) его платье и пожитки, а также и мои вещи и еще несколько книг, которых я не могу отыскать. Еще раз умоляю вас простить мою назойливость, но ваша дружба и снисходительность меня совершенно избаловали.

Посылаю вам, сударыня, «Северные цветы», коих я — недостойный издатель. Это последний год этого альманаха и дань памяти нашего друга, утрата которого будет для нас еще очень долго чувствительна. Прилагаю вздорные сказки, желаю, чтобы это вас хоть немного развлекло.