Том 10. Преображение России

И когда он услышал наконец, как Алексеев, дойдя до последней страницы доклада, глухим отнюдь не от усталости голосом и со слезами, навернувшимися на старые серые глаза, стал перечислять потери, понесенные теми или другими частями пехотных войск, ведших атаки, он улыбнулся милостиво и взял в обе руки юмористический журнал.

Алексеев дошел до последних строк доклада, бывших для него наиболее мучительными, — до общей суммы потерь. Он даже задержался несколько на этих строках глазами, как бы проверяя самого себя в последний раз: так ли он произвел это школьное упражнение в сложении простых целых чисел, не ошибся ли в сторону увеличения итога? И после паузы он закончил забывчиво глухо и невнятно:

— В общем, следовательно, наши части потеряли за десять дней боевых действий убитыми, ранеными и пропавшими без вести в круглых цифрах пятьдесят тысяч человек.

В его докладе стояли еще три слова: «не считая больных», но этих слов сознательно не прочитал он, потому что боялся услышать вполне естественный вопрос царя: «А сколько же, приблизительно хотя, заболело на фронте за эти дни?» У него же не было данных даже «приблизительно», так как не все части дали сведения о том, сколько заболело; однако и по тем отрывочным, неполным данным, какие у него имелись, можно было бы дать такой ответ: «Число заболевших очень велико и едва ли не составляет половину общего количества убитых и раненых».

Закончив свой доклад, Алексеев несмело посмотрел на царя, но царь весело и широко улыбался той удачной, по его мнению, карикатуре, какую он нашел в журнале.

— Вы кончили? — спросил царь и, не дав ему ответить, протянул журнал. — Посмотрите-ка! Правда, ведь довольно бойкий рисунок, а?

Алексеев недоуменно взял журнал дрожащей рукой и не сразу смог отыскать глазами рисунок, развеселивший царя бойкостью, потому что рисунков на странице было три и изображали они известную с давних времен историю о репке, но применительно к современному положению в Европе. «Дед», Франц-Иосиф, будто бы посадив «репку» — войну, — поливает ее из лейки, это был первый рисунок; «репка»-война выросла «большая-пребольшая», и «дедка», Франц-Иосиф, пятится от нее в испуге на карачках; а третий рисунок — репку тянут Франц-Иосиф, Вильгельм, султан Магомет V и Фердинанд болгарский, ухватясь один за другого, но «тянут-потянут, вытянуть не могут», а «репка» подмигивает им и скалит зубы.

Не было ничего смешного в этих трех рисунках, хотя карикатурист и старался всячески сделать смешными и развалину Франца-Иосифа, и Вильгельма с его знаменитыми усами и в неизменной каске, и босоногого почему-то Магомета, и Фердинанда с носом, как у марабу.

— Д-да-а, — неопределенно протянул Алексеев, не зная, как отнестись к такому странному повороту в сторону от его доклада.

Пустовойтенко же, который счел для себя необходимым дотянуться до журнала, приглядевшись внимательно к рисункам, нашелся заметить только:

— К сожалению, тут, кажется, нет фамилии художника, ваше величество.

— Стоят на третьем в углу какие-то инициалы, — любезно отозвался царь и весело добавил: — Возможно, что это только еще начинающий художник, поэтому застенчив. Но рисунок боек, очень боек!.. Очень боек, да… (Тут он посмотрел на часы.) Ну что же, господа, время обедать.

И поднялся, улыбаясь все так же любезно-непроницаемо, и тут же вскочили и вытянулись Алексеев и Пустовойтенко.

На простом, унтер-офицерском, лысолобом и плоском лице Алексеева оставалось не рассеянное карикатурой выражение того, что пережил он, читая последние строки своего доклада, и царь это, должно быть, заметил, потому что, выходя из кабинета, сказал ему снисходительно:

— Что же касается потерь, то они ведь необходимы, Михаил Васильевич, — нельзя наступать без потерь…

— Я думаю, — сказал Алексеев, — что потери австрийцев были не меньше, ваше величество, принимая во внимание ужасное действие наших тяжелых батарей.

— Ну вот видите, конечно, их потери не могут быть меньше. Что же касается Иванова, то, может быть, он получит другое, высшее назначение… А Эверт, — я был у него перед Рождеством, видел несколько корпусов, — он прекрасно одел свои войска, у нижних чинов очень сытый вид, — прекрасные войска. И, знаете, погода там была необыкновенно теплая для декабря, — три градуса, два градуса, даже однажды было всего один градус мороза, — настоящая оттепель… Я думаю, что наступление на фронте Эверта пройдет удачнее.