Том 10. Публицистика (86)

В записной книжке Толстого (вероятно, в 1933 году) сделана следующая глубоко знаменательная запись: «Брошен лозунг социалистического реализма. Об этом кучу сказано и кучу написано. Но, мне кажется, определение еще не достигнуто. Почему? Думается мне – потому что к определению подходили не с той стороны… Современность должна включать в процесс творчества зрителя и читателя. И они-то и окрашивают искусство специфическим цветом эпохи, – здесь ключ к нахождению социалистического реализма…

Художник должен воспитывать в себе чувствование масс, слышать голос их воли и надежд и уметь синтезировать это» (Архив ИМЛИ, инв. № 158/119).

Раздумья о положении нового искусства в обществе, его воспитательной миссии, – свидетельство гражданской зрелости писателя, органичности и прочности его связи с основными процессами в духовной жизни социалистического общества.

Толстой не писал рецензий, оценивающих то или иное произведение. Редко он писал и о творчестве того или иного писателя (М. Лермонтов, Т. Шевченко, М. Горький, А. Блок, С. Есенин, позднее С. Щипачев…). Излюбленный его жанр – статья, поднимающая какую-либо актуальную проблему художественного развития в целом. Иные из выдвигавшихся им проблем не только не утратили своей актуальности, но выявили ее с течением времени с новой силой.

«Наука и литература» – так называется статья Толстого, написанная в 1934 году. При социализме, утверждает автор, две эти важнейшие формы общественного сознания усиливают тяготение друг к другу, они «сливаются как бы в одну дисциплину: познание природы с целью окончательного овладения ею» (ПСС, 13, с. 337).

Характеризуя именно «отличительные качества нашей художественной культуры» (ПСС, 14, с. 171), Толстой говорил о том, что затрудняется «провести грань, где в сознании советского человека кончается наука и начинается искусство. И то, и другое для него есть познание мира для его преобразования» (ПСС, 13, с. 173).

Хорошо известно широчайшее распространение документализма в современном мире. Его связывают с последствиями грандиозной второй мировой войны и желанием человека знать ничем не приукрашенную правду о событиях и людях. Но вопрос об использовании документа в искусстве вставал значительно раньше. Еще за несколько лет до Великой Отечественной войны Толстой писал, что многие книги о гражданской войне недостаточно прочно опираются на конкретный исторический материал. Между тем «огромный фонд документов, стенограмм, записей, воспоминаний нашего недавнего героического прошлого лежит почти нетронутым. Никакая фантазия не может быть столь убедительной, как эти исторические материалы. Наш народ хочет знать свою историю и прежде всего историю своей великой борьбы за социализм» (ПСС, 13, с. 404).

Большой интерес для нашего современника представляют и те статьи, в которых рассматриваются вопросы художественного мастерства, языковой культуры писательского труда. Эти стороны публицистического наследия писателя достаточно полно охарактеризованы в научной литературе, и поэтому можно ограничиться лишь перечнем наиболее значительных работ Толстого («Как мы пишем», «Слово есть мышление», «О драматургии (доклад Первому съезду писателей)» «Чистота русского языка», «Нужна ли мужицкая сила?», «Ответ Ильенкову» и другие).

Творческий портрет Толстого-публициста был бы неполон, если б мы не коснулись еще одной стороны его деятельности, до последнего времени явно недооцениваемой. Речь идет о критике художественной.

В годы эмигрантских скитаний, сразу по возвращении на родину Толстой много размышлял о путях развития русского искусства в целом. Многим тогда, особенно в годы гражданской войны, казалось: до искусства ли тут, когда неизвестно, как пойдет жизнь!

Какие бы мрачные тучи ни скапливались над головой, писатель не переставал быть оптимистом, верящим, что в конечном счете одержат верх силы добра и разума. И, полагал он, в годы тяжких испытаний искусство не только не может складывать своего оружия, но, более того, должно ставить перед собой новые сложные задачи жизнестроения.

Он выступает со статьями о живописи («Россия Григорьева», «Перед картинами Судейкина», «Преображение»), театре («Голубой плащ», «Заметки на афише», «Азеф как театральная маска») и таком совсем еще молодом виде искусства, как кинематограф («О кино», «Возможности кино»). Позднее в этот ряд встанут статьи об архитектуре, музыке.

Творческая универсальность А. Н. Толстого воистину удивительна. Работа публициста не была для него временным отступлением от основной деятельности, данью злобе дня (хотя есть у него и оперативные отклики «по поводу», не претендующие на долговечность). Без нее вряд ли писателю удалось бы поддержать в себе на уровне должной активности тот общественно-гражданский тонус, без которого невозможна масштабная, социально значительная работа художника.

[О пьесе М. Горького «На дне»]^*

Впервые – ПСС, 15.