Том 10: Стихотворения; Исторические миниатюры; Публицистика; Кристина Хофленер: Роман из литературного наследия

Кто же, кто водил пером этого бедняги Дженненса, этого рифмоплета из Копсалла, когда тот писал сии вдохновенные слова, если не Он, единственный знающий его, Генделя, горе: «That they шау offer into the Lord» («И они жертву принесут Господу») — да, зажечь жертвенный огонь из пылающих сердец так, чтобы языки пламени поднялись до небес, дать ответ, ответ на этот чудесный зов.

Ему это было сказано, к нему одному обращен был этот «Зов Твоих слов с силой» — о, произнести это, произнести с силой гудящих тромбонов, бушующего хора, с громами органа, чтобы еще раз, как и в Первый день, Слово, священный логос, разбудило людей, всех их и тех, других, которые, отчаявшись обрести надежду, бредут в темноте, ибо действительно, «Behold, darkness shall cover the earth», еще мрак покрывает землю, еще не знают они о блаженстве спасения, которое дается им в этот час.

И не прочтена еще рукопись, а уже рвется его душа в восторженной благодарности «Wonderful counsellor, the mighty God»—да, именно так следует славить Его, Чудесного, Который знал, какой совет дать, как действовать. Его, Который принес мир растерянному сердцу! «Ибо ангел Господа пришел к вам» — да, с серебристыми крыльями спустился на землю, коснулся его и спас. Как же не благодарить, как не ликовать и не радоваться тысячами голосов и в то же время — одним, присущим именно тебе, как же не петь, не восхвалять: «Clory to God!»[7].

Гендель наклонил голову над листами рукописи, как бы сопротивляясь мощному напору ветра. Усталости как не бывало. Никогда не чувствовал он так свою силу, никогда не испытывал столь глубокую радость от процесса творчества. А слова как бы затопляли его токами спасительного теплого света, каждое слово обращалось к его сердцу, изгоняя злых духов, освобождая! «Rejoice» («Радуйся») — как великолепно вырвалось вперед это хоровое песнопение, — непроизвольно приподнял он голову и раскинул руки. «Он — истинный помощник!» — да, именно это он хотел засвидетельствовать, так как никто из живших до него на земле этого не сделал, и поднять хотел он свое свидетельство над миром, как скрижаль со светящимися письменами. Лишь тот, кто много страдал, знает, что такое радость, лишь тот, кто испытан, чувствует конечное блаженство прощения, его это долг — ради пережитой им смерти свидетельствовать людям о воскрешении.

Когда Гендель читал слова «Не was despised» («Он был презираем»), к нему вернулись тяжелые воспоминания, он слышал темные гнетущие звуки. Похоже, они уже победили его, похоже, уже похоронили его живую плоть, преследуя его насмешками — «And they that see him, laugh» — они насмехались над ним, увидев его. «И не было никого, кто дал бы утешение страдальцу». Никто не помог ему, никто не утешил его в беспомощности — но удивительная сила — «Не trusted in God», он доверился Богу, и вот, Тот не оставил его в могиле — «But thou didst not leave his soul in hell». «Нет, не в могиле его отчаяния, не в преисподней его бессилия», ему, скованному, ему, исчезнувшему, сохранил Бог душу, нет, Бог призвал его еще раз, чтобы он нес благую весть людям. «Lift up your heads» («Поднимите ваши головы») — как ликующе звучало, как рвалось из него это великое повеление о возвещении! И внезапно ужас объял его, далее в тексте рукой бедняги Дженненса было написано: «The Lord gave the Word»[8].

У него перехватило дыхание. Случайный человек сказал здесь правду: Господь дал ему Слово, свыше оно было объявлено ему. «The Lord gave the Word»: от Него исходило слово, от Него шла музыка, от Него — милость! К Нему оно должно возвращаться, к Нему — поднятое токами сердца, Ему с радостью должен петь хвалу всякий творящий. О, постигнуть это слово, удержать его, поднять и дать ему сил для воспарения, расширить его, растянуть, чтобы оно стало таким огромным, таким же необъятным, как мир, чтобы оно охватило, вобрало в себя все ликование бытия, чтобы оно стало таким же великим, как Бог, Который дал это Слово, о, Слово смертное и преходящее, красотой и бесконечной страстностью вновь обращенное в вечность.

И вот — оно написано, оно звучит, это Слово, бесконечно повторяемое, вот оно — «Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!» Да, все голоса этой земли следует объединить: мужские — светлые, темные, твердые, и женские — податливые, мягкие; они заполняют все пространство, растут, меняют тональность, они переплетаются и освобождаются в ритмичном хоре, они поднимаются и опускаются по лестнице Иакова, они успокаивают услаждающими прикосновениями смычков к струнам скрипок, воодушевляют резкими звуками фанфар, бушуют и грохочут в громах органа: Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! — из этого Слова, из этого благодарения следует создать ликование, которое с этой земли вернется назад к Творцу вселенной!