Том 11. Из Багдада в Стамбул. На Тихом океане: рассказы

Рассказ дервиша требовал осмысления, но времени на это не было, и я ответил бодро:

— Моя жизнь меня не заботит. Убить меня вы все равно не сможете.

— Отчего же, ты в наших руках!

— Но тогда вы не получите выкуп, который я мог бы заплатить.

Его глаза блеснули. Я попал в точку. Получив деньги, они все равно могли меня убить. Он тут же спросил:

— Сколько ты мог бы дать?

— А как высоко ты оцениваешь мою жизнь?

— Твоя жизнь стоит не больше скорпиона или змеи. Оба ядовиты и их уничтожают. Но то, что ты натворил, требует высокого штрафа!

Он выразился четко: выкуп — только штраф, а жизнь не стоит и гроша. Мне нужно было выиграть время, и я сказал:

— Ты сравнил меня с ядовитыми гадами. Это очень мило с твоей стороны, и я приму это к сведению. Убейте меня, я не против. Я не заплачу и пиастра, если ты и дальше будешь разговаривать со мной так!

— Решай сам — чем больше почтения к своей персоне ты требуешь, тем выше будет сумма выкупа.

— Назови же ee!

— Ты богат?

— С тобой делиться не буду!

— Тогда жди!

Он поднялся и вышел. Второй остался, но все время молчал. Я слышал голоса в передней комнате и хотя не мог разобрать ни слова, но понимал, что мнения разделились. Прошло, наверное, более получаса, прежде чем он вернулся. Не сев, он спросил:

— Заплатишь пятьдесят тысяч пиастров?

— Это много, очень много! — Нужно было торговаться. Он сделал недовольную мину и произнес:

— Ни одного пара[50] меньше! Согласен? Отвечай сразу, у нас нет времени.

— Хорошо, заплачу.

— Где твои деньги?

— Ясное дело, не со мной. Вы же забрали у меня все вместе с сумкой. И не в Эдирне.

— Как же ты заплатишь?

— Я вам дам записку в Стамбул.

— Кому?

— Эльчи[51] Фарсистана.

— Посланнику Персии? — спросил он удивленно. — Ему будет письмо?

— Да.

— Он будет платить?

— А разве ты думаешь, что у посланника шахиншаха[52] нет денег?

— Деньги-то у него, может, и есть, но даст ли он их нам?

— Он хорошо знает, что все, что он за меня заплатит, вернется ему.

Я был твердо убежден, что перс воспримет вручившего мое письмо за верного мне человека. Поклонник зороастрийского учения не имел ни малейшего понятия о земных подлых делишках.

— Если ты в нем уверен, пиши письмо!

— Чем? На чем? Может, на стене?

— Мы принесем тебе все, что нужно, и освободим руки. Это сообщение наэлектризовало меня. Освободят руки!

Можно попытаться освободиться! Можно скрутить дервиша и использовать его как заложника.

Но эта авантюрная идея провалилась. Дервиш, снявший ради дела одеяние своего ордена, был предусмотрителен.

Он не доверял мне и вернулся с четырьмя парнями, которые с оружием в руках стали по обе стороны от меня. Лица их выражали что угодно, но только не доверие. Любое неосторожное движение с моей стороны грозило гибелью.

Мне вручили листок пергамента и конверт, а также предложили колено в качестве подставки. Я написал:

«Моему брату Аббасу Юсуфу Аман-мирзе, лучу Солнца Фарсистана, блистающему сегодня над Стамбулом. Выдай ради меня, в знак нашей дружбы, подателю сего письма пятьдесят тысяч пиастров. Мой банк вернет их тебе, как только потребуешь. Не спрашивай у этих людей, кто они, откуда и куда направляются. Остаюсь в тени твоего света.

Хаджи Кара бен Немей».

Этим именем я подписался специально, потому что предполагал, что дервиш знал его от слуги своего отца. Надписав конверт, я передал Али Манаху и то и другое. Он прочитал его вслух, и я увидел на лицах этих бездельников глубокое удовлетворение. Чуть позже в тишине я представлял себе лицо посланника, которого, ясное дело, звали как-то иначе, читающего письмо… Чтоб они провалились, эти подлецы!

Дервиш, довольный, кивнул мне и сказал:

— Хорошо. Ты здорово написал ему, чтоб он не спрашивал. Ему и не надо ничего знать. Эй, свяжите ему снова руки! Кираджи уже ждет!

Мне снова стянули запястья и оставили лежать в темноте. Я принялся изучать прочность моих пут. Да, думал я, освободиться от них мне не удастся. Надо поработать головой.

Как дервиш попал в Адрианополь? Наверняка он не преследовал нас, ведь он о нас вообще не ведал. К нему пришел посланник его отца. Тот его вызвал. Зачем? Случайность или новое дело, о котором я ничего не знаю?

Где я, собственно, находился? Кто эти люди? Члены ли они банды уста? Или в других отношениях с бежавшим Барудом эль-Амасатом и его «освободителем»? Скорее, верно последнее. Четверо парней, сидевших рядом, явно были штиптарами — это видно по их рожам. Я решил, что это арнауты.