— Он действительно верил в то, что получит моего скакуна? И даже если бы это случилось, я бы нашел способ его вернуть. Кто обнаружил сегодня отсутствие лошадей?
— Тоже шейх. Он, после того как не нашел пленников, кинулся к лошадям.
— И он ничего не обнаружил?
— Часового, лежащего под собакой.
— И шейх освободил его?
— Нет. Он попал под собаку в наказание за то, что был плохим часовым.
— Но это же бесчеловечно. Разве вы не люди?
— Так приказал шейх.
— И это случилось бы и с тобой, если бы ты недосмотрел? Я лежал за лавровишней, всего лишь в одном шаге от тебя, потом подобрался к лошадям, о которых толком ничего не знал…
— Господин, не говорите об этом шейху!
— Будь спокоен! Я буду иметь дело только с тобой. Я сейчас сообщу своим спутникам твои слова, и они решат твою судьбу. Тебя будут судить не двое христиан, а четверо мусульман.
И я перевел мой разговор с беббе своим товарищам.
— Что ты хочешь с ним делать? — спросил Мохаммед.
— Ничего, — ответил я спокойно.
— Эмир, он нас обманул, предал и выдал в руки врага. Он заслуживает смерти.
— И что самое главное, — добавил Амад эль-Гандур, — при этом он клялся на бороде Пророка. Он трижды заслуживает смерти.
— Что ты скажешь на это, сиди? — спросил Халеф.
— Ничего. Сами решайте, что с ним делать!
Пока четверо мусульман совещались, англичанин допытывался у меня:
— Ну что, что с ним будет?
— Я не знаю. А что могло бы быть?
— Да пристрелить.
— А право у нас на это есть?
— Да, есть!
— По закону дело пойдет так: мы ставим в известность консула, потом жалоба идет в Константинополь, а оттуда паша Сулеймании получает распоряжение наказать злоумышленников или сам штрафует их.
— Сложной дорогой идет закон!
— Но это единственный путь для иностранных граждан. И еще: как христианин, что бы вы сделали с этим врагом?
— Не мучайте меня этими вопросами, мистер! Я англичанин. Делайте что хотите!
— А если я его просто отпущу?
— Пусть бежит. Я за него не беспокоюсь, он не заслуживает смерти. Лучше бы ему привесить мой больной нос — это было бы лучшим наказанием для человека, показавшего нам нос вчера, да такой, что почище моего будет! Да уж!
Беббе, похоже, опять томился от неизвестности. Он снова взмолился:
— Господин, что со мной будет?
— Это целиком зависит от тебя. Кого ты желаешь видеть своими судьями? Четырех правоверных или двух гяуров?
— Господин, я взываю к Аллаху и Пророку, судить меня могут настоящие верующие.
— Да исполнится воля твоя! Они оба простили тебя и передадут завтра твоим. Я умываю руки. Пусть будет что будет.
Наконец приняли решение остальные.
— Эмир, мы застрелим его, — сказал Мохаммед.
— Этого я не допущу ни в коем случае.
— Он обманул Пророка!
— А вы что, судьи ему? Пусть решает сам свои дела с имамом, Пророком и своей совестью!
— Он шпионил и предал!
— А кто-нибудь лишился от этого жизни?
— Нет, но мы потеряли другое.
— Хаджи Халеф Омар, ты знаешь мое решение. Мне неприятно видеть тебя таким кровожадным.
— Сиди, я не желал этого, — истово оправдывался он. — Этого хотят хаддедины и банна.
— Я полагаю, что банна вообще здесь должен помолчать. Он наш проводник, и ему за это платят. Измените ваш приговор!
Они снова зашептались, потом Мохаммед Эмин сообщил мне результат:
— Эмир, нам не нужна его жизнь, но он должен быть обесчещен. Мы отрежем у него прядь волос и ударим его прутом по лицу. Кто подвергается такому наказанию, лишается чести навсегда.
— Это еще страшнее смерти и не дает успешного результата. Я влепил одному беббе пощечину, потому как он оскорбил мою веру, а вчера он дрался на стороне шейха против меня. Его унизили эти удары?
— Отрезанная прядь унизит!
— Он возьмет и наденет тюрбан, чтобы ее не было видно.
— Ты же сам хотел это сделать еще совсем недавно!
— Нет, я бы это ни за что не сделал. То была лишь угроза, чтобы заставить его говорить! И вообще — зачем вам еще больше настраивать этого беббе против нас? Они ощущают себя истинными нашими врагами, потому что считают нас сообщниками беджат. Они не знают, что мы не участвовали в разбойничьем рейде, не знают, что я открыто, в лицо сказал хану Хайдару Мир ламу, что предупредил бы беббе, если бы у меня была хоть малейшая возможность. Они встретили нас вместе с разбойниками и таковыми посчитали. Сейчас мы ускользнули от них, и, надеюсь, они нас оставили в покое. И вы хотите своей жестокостью заставить их снова обернуть оружие против нас?
— Эмир, мы были их пленниками, нам необходимо отомстить.
— Я тоже был пленником, причем чаще, чем вы, но я никогда не мстил. Раис из Шодра, Надир-бей — он захватывал меня в плен. Я сам освобождался и прощал все, а потом он стал моим другом. Разве это не лучше, чем если бы мы устроили кровавую резню?
— Эмир, ты христианин, а христиане либо предатели, либо — бабы!