Том 11 (XVI век, сочинения Ивана Грозного и Андрея Курбского)

И не до настоящих яростию сталъ, но и к невещественным сказати устремляется. Звезды с небеси совлащити тщится, сиречь, мучеников веньцов отлучати, и прогнанных и изообиженныхъ мздовъздаяния от праведнаго Судьи лишати умышляет. — Што се естъ таковое дивное глаголешъ? — Митрополиту своему преуродивому, и не точию от патриярха не херотоннисанному, с подобними ему епископы законнопреступними и во всем злостем его согласающими, но и от Филипа, митрополита[1237] преже бывшаго, новоявленнаго священомученика, запрещен и не благословен, мучителски на престолъ наскочилъ.[1238] Техъ всех избиенныхъ от него различними муками, во церквах, на амвоны вошедше, кляти повелевает (таковым в ризи святителские оболченным зверем), и от хрестиянские части отлучати мучеников тщатся; что все в день нелицемернаго, праведнаго суда Христова на главы их обратится. И инъших же злых, еже слышах и видех, на целую книгу не исписалъ быхъ. Мню, иже человекъ бы сего зла человеком не возмогъ сотворити, но сам Дьяволъ, рыкающей яко левъ и ярящийся прелютейше на род хрестиянский, разрешенъ уже будуще от темницы своее и пущенный на прельщение языков, имея ярость велию. Змий[1239] онъ превеликий, имеюще брань со святыми и възвышающе опаш[1240] свой на высоту, низлагающе с небеси третину звездъ небесных,[1241] то есть человековъ нарочитых и властелей хрестиянских, в высоких догматех и в жительстве священнолепном, последи же разслабившихся и славу мира сего възлюбивше, и волею своею под его власть покорившихся, низложил на землю.[1242] То есть[1243] в волю его живых уловилъ. И действует уже ими елико хощет, яко сосуды своими, Богу попущающу по неизреченным судъбам его. А избранных своих Богъ (до конца претерпевших) зде искушающе, аки злато в горниле.

Азъ же вся сия ведехъ и слышах, и бых объят жалостию и стисняем отовсюду унинием, и снедающе те нестерпимые предреченныи беды, яко моль, сердце мое. Помянухъ же и обращахся в скорбехъ ко Господу моему со воздыхании тяжкими и со слезами, просяще помощи и заступления, да отовратит гнев свой и их, и да не презрит унением потребитися.

И утешающи ми ся въ книжных делех, и разумы высочайших древних мужей прохождах. Прочитах, разсмотрях физические,[1244] и обучахся, и навыках еттических.[1245] Часто же обращахся и прочитах сродные мои Священные Писания, имиже праотцы мои были по душе воспитанны. И случило ми ся, часто внимающе в них, вспамятати о преподобном Максиме, новом исповеднику, ибо прилучило ми ся с ним некогда беседовати. И вопросих его о книгах великих учителей наших въсточных,[1246] если бы все преведенны были от грецка языка въ словенски. И где суть? Если у серъбовъ, альбо у болгорув суть, або у иных языков словенских? Онъ же отвещал ми, ижь не праведны[1247] суть во словенский, но в грецком все обретаются. А не токмо во словенский, но ни в латинский языкъ не дозволенны были преложитися. Аще и зело их римляня жалали, и многие прошения о том чинили, но грецкими цесарми было зраняемо сие им и никакоже попущаемо. «Не вем, — реклъ, — чего ради». Даже до царствующаго града взятся. А егда обстом былъ Константинов град от безбожных турковъ, и цесару Константинъ, последний, ведел беду, належащую на град многую и нестерпимую, сам с воинъством ополчашеся против турков, броняще стен града да иже до смерти. А царицу свою со всею казною[1248] и со газофилякиею книжною выпустил на Белое море в кораблех до Родиса и до Венацеи. Егда же, грех ради хрестиянских, Константинов град по Божию праведному суду преданъ под власть безбожных турковъ, и святилище великое Божии Премудрости[1249] оскверненно суще, и олтаръ великий опровръжен, патриярхъ Анастасий и презвитери, и вси клирицы от церкви отогнанны, и в пленъ, и в работу взяти. Последи же патриярхъ от рук их утече с некоими презвитеры и дияконы до Венацеи, и зъ собою всю газофилякию[1250] церковную изнесе. Венеты же, видевъ давно желателное в руках их, все оставя, яшеся вседушне за книги учителей въсточнихъ церквей. И посаждают дву презвитеровъ софейских и Петра архидиякона, мужей не точию въ Священныхъ Писаниях и искусных, но и внешную философию навыкших. И хтому придают им въ помощъ своих премудрых. И преводят книги всех учителей нашихъ, елико их обрели, от еллинскые беседы на римскую по чину и разуму грамотическому, не отменяюще ни малейше. И, преложивше на языкъ свой, дают в друкъ[1251] и размножают много, и посылают, продавающе их лехкою ценою, не точию въ Италию, но и по всем странам западным на исправление и просвещение народов хрестиянских. Те[1252] Максим поведал ми. Аз же сие слышах от превозлюбленнаго учителя моего з самых его преподобных уст.