Том 11 (XVI век, сочинения Ивана Грозного и Андрея Курбского)

Сладокъ убо медъ паче иных овощей вкушателнымъ чувствомъ познавается. Зело того сладчайши словеса божественные умной и невещественной душе обретаются. А сего ради сею пищею духовъною, паче телесные, питати душу безсмертную достоитъ. Яко и божественный Давыдъ глаголетъ: «Коль сладки гортани моему словеса твои, паче меда устамъ моимъ».[1267] Не точию убо прочитание божественныхъ словесъ во благоденствие живущимъ полезны (которые преизобилуютъ и оплываютъ богатествы), — темъ научаются страху Божию, темъ ко милосердию и милости склонни бываютъ, темъ воспоминается смертный часъ и отшествие ко иному животу, — но и во скорбехъ живущимъ, и бедами объятымъ паче полезнейши, ибо мати имъ утешению и радости Писания прочитание бываетъ, услажаетъ бо и окормляетъ душу, и кости душевные крепки и несокрушительны сотворяетъ, яко тотъ же пророкъ реклъ: «Хранитъ Господь все кости ихъ и не едина от нихъ не сокрушится»,[1268] сиречь силы естества душевнаго костми нарицающе. Сие бо и мне, недостойному, по благодати Христа моего многажды во странствию моемъ случалось, егда объятъ былъ отъ живущихъ окрестъ нечестивыхъ обидами и потварми[1269] нестерпимыми (которые паче всякие остроты железа острейши), имиже ко губительнейшему унынию принуждаемъ бывахъ. Мало не скончаша мя на земли, аще бы не Господь мой сими помогалъ, укреплялъ и утешалъ мя.

И едино случися прочитати книгу многострадательного Максима, который много бедъ и лжеклеветаней во многие лета претерпелъ от лжебратии. И обретохъ въ ней едино посланейцо къ неякому Егорию,[1270] имъже острегает его отъ развращенныхъ писменъ, утверждающе во правоверныхъ догматехъ, а похваляетъ и советуетъ ему читати книгу Дамаскинову, сице глаголюще: «Внимай православнымъ учителемъ, что, господине, — реклъ, — несть лучши книги Дамаскиновы. Аще бы прямо преведена была и исправлена, въистину небесной красоте подобна и пище райстей, и сладчайше паче меда и сота». Азъ же сему зело удивихся и скорбию объятъ быхъ, ижь большая часть книгъ учителей нашихъ не преведена есть въ словенский языкъ, и некоторые преведенны непрямо отъ преводниковъ неискусныхъ, а нецыи отъ приписующихъ въконецъ испорчены.[1271] И размышляхъ собе: откуды сицевая тщета намъ? Оттуды, воистину, ижь древние учители были наши во обоихъ научены и искусны, сиречь, во внешныхъ ученияхъ философскихъ и во Священныхъ Писанияхъ, и кътому тщаливы и бодры, а мы неискусны, и учитися ленивы, и вопрошати о неведомыхъ горди и презоривы, и аще мало нечто навыкнемъ, мнимся уже все умети. И сего ради, аще что въ Писанияхъ обрящемъ недоведомо, порътимъ и растлеваемъ, яко ся намъ видитъ. А ведущихъ не хощемъ вопросити, а ни поучитися хотимъ, но простерты лежимъ, леностию и гнусностию погруженны.

И сего ради со прилежаниемъ прочтохъ книгу блаженнаго Дамаскина — книгу, глаголю, зело премудрую и много намъ потребную (бо онъ былъ учитель последней и, избираючи отъ всехъ учителей, вкратце описалъ), яко бы зерцало церкви и щитъ, альбо бронь крепкую ото всехъ еретиковъ. И обретохъ ее не токмо преведену недобре, альбо отъ преписующыхъ отнудъ растленну, но и ко выразумению неудобну и никомуже познаваему; ктому и несполна преведенну, многихъ бо словесъ въ нашей не обретается.

И набыхъ книгу, грецки по единой стране писанную, а на другой по-римски.[1272] И къ тому делу призвахъ и умолихъ въ помощь собе Михаила, Андреева сына, Оболенскаго[1273] (яже есть з роду[1274] княжатъ черниговскихъ). Самъ бо сему недоволенъ быхъ, понеже во старости уже философъскихъ искуствъ приучахся, а онъ во младыхъ летехъ прошелъ и ихъ научился. И начахъ исправляти ю, а чего не было въ нашей словенской, сызнова преводити.[1275] И такъ трудоносне, ижъ намъ легчайше обреталося не бывшее преводити, нежели испорченное и растленное исправляти. Бо не обреташась в первой книзе 6 глав, еяже паче иныхъ писалъ богословне. Во второй десяти, которая писана метафизицки и физицки. Егда же доидохъ к третьей, обретохъ тое книги точию два слова начальные, а двадесяти и седми словесъ не было, еяже писалъ такоже философски противъ различныхъ еретиковъ, паче же единовольниковъ, оброняючи церковные догматы зело премудрыми, непререкомыми, истинными аргументы,[1276] або свидетельствы. Такоже и въ четвертой пятинадесяти глав не было.

Последи же книги сее обретохъ диалектику, зело нарочиту написану, и отъ философии указания, послану къ Козьме, епископу маюмскому, и иные потребные и прекрасные повести, ихже у насъ несть преведенно.