Том 12. Масорка. Росас

— Вот именно, — сказал министр, довольный тем, что ему не пришлось отвечать на затруднительный вопрос дона Луиса, — вот именно. Печальная необходимость отказывать в убежище многим лицам, которые просили его у меня, потому что я не могу отвечать за их безопасность, да мне и запрещено становиться в такое положение, которое могло бы вызвать конфликт со страной, к жителям которой я чувствую глубочайшую симпатию и с которой мое правительство стремится поддерживать самые тесные, дружественные отношения.

— Мне кажется, Мигель, наша карета подъехала и нам пора предоставить возможность сеньору Спринту заняться его обычным делом! — сказал дон Луис, красный от негодования.

— Я чувствую величайшее удовольствие в вашем обществе, сеньор Бельграно.

— Однако мой друг прав: нам надо расстаться с сеньором Спрингом и его превосходным хересом! — прибавил дон Мигель.

С этими словами он наполнил два бокала, один из которых поставил перед министром, и осушил свой, раскланиваясь с самой любезной улыбкой.

Затем они распростились в передней с сеньором министром ее британского величества, который остался в полном недоумении, не зная, зачем приходили к нему молодые люди, кем они были в действительности и что думали о нем при своем уходе.

Глава XXII КАК ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОНСУЛ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ ПОНИМАЕТ СВОИ ОБЯЗАННОСТИ

Несмотря на то что дурное настроение дона Луиса побудило его оставить гостиную сеньора Спринга не особенно вежливым образом, его слух не обманул его, когда он сказал своему другу, что их карета подъехала. В самом деле, их дожидалась карета, в которой сидел дон Кандидо Родригес, вздохнувший с облегчением, увидел дона Мигеля идона Луиса, подходивших к карете.

Когда карета начала танцевать по ухабистой мостовой улицы Реконкисты, дон Мигель спросил у дона Кандидо:

— К которому из двух?

— Что такое, Мигель?

— В Санто-Доминго или в Сан-Франсиско?

— Дай мне сначала рассказать тебе о том, что произошло, спокойно, в подробностях, и…

— Я хочу знать все, но нам надо начать с конца, чтобы отдать приказание кучеру.

— Ты решительно хочешь этого?

— Да, тысячу чертей!

— Очень хорошо… Ты не рассердишься?

— Говорите, или мы выбросим вас на мостовую! — сказал дон Луис, сопровождал свои слова таким взглядом, который испугал дона Кандидо.

— Что за характер! Что за характер! Ну, горячие молодые люди, моя дипломатическая миссия не удалась.

— То есть его не захотели принять ни в Санто-Доминго, ни в Сан-Франциско?

— Нигде.

Дон Мигель, открыв переднее окно, сказал два слова Тонильо, и карета помчалась с удвоенной быстротой по тому же направлению.

— Я тебе скажу, — продолжал Кандидо, — что велел карете остановиться у Санто-Доминго, выйдя из нее, я, сделав крестное знамение, вошел в мрачный и пустынный притвор, где остановился ихлопнул в ладони. Ко мне вышел послушник с лампой в руке. Я, осведомившись о здоровье всех, спросил у него о том почтенном отце, которого ты мне назвал. Послушник повел меня в его келью, войдя туда, я после первых обычных приветствий не преминул поздравить святого отца с той спокойной, счастливой и святой жизнью, которой он наслаждается в этом доме покоя и мира; надо вам сказать, что в молодости мои вкусы и наклонности влекли меня в монастырь, и сегодня, когда я думаю о том, что мог бы счастливо жить под священными сводами обители, вдали от политических треволнений, запертый на ключ, я не могу простить себе моей ошибки, моего безумия, моего ослепления, наконец…

— Да, наконец, конец всегда лучше всего, мой дорогой учитель.

— Сначала я изложил суть дела.

— Вы были неправы.

— Разве я не должен был говорить об этом?

— Да, никогда не начинают с того, чего хотят достигнуть.

— Дай ему говорить! — сказал дон Луис, откидываясь в угол кареты, как бы желая заснуть.

— Продолжайте, — сказал дон Мигель.