Том 13. Приключения Найджела

Гленварлох, рассудив, что благоразумнее какое-то время переносить наглость этого человека, чем вступать в постыдную перебранку, не стал ему прекословить и только заметил:

— Вы распоряжаетесь в моем доме, как в своем, сэр; впрочем, до поры делайте, что вам угодно. Однако ж я не прочь бы узнать, чему я обязан честью принимать столь неожиданного гостя.

— Вы узнаете это, когда старая Дебора принесет питье; мое правило — никогда не говорить о делах, не промочив горла. И неповоротлива же она, однако! Держу пари, она остановилась, чтобы отхлебнуть несколько глотков, а после вы подумаете, что вас обмерили. Пока суд да дело, посмотрите-ка на этого пса, рассмотрите Вельзи хорошенько и скажите, видали ли вы другое такое славное животное? Так и норовит схватить за горло.

Вслед за этим лестным панегириком он пустился рассказывать историю о собаке и быке, грозившую затянуться надолго. К счастью, герцога прервало появление старой карги и двух его собственных виночерпиев, принесших заказанные им разнообразные напитки, которые одни только, вероятно, могли помешать ему окончить свое повествование, не вызвав у него вспышки гнева.

Наконец кубки и кружки были должным образом расставлены и Дебора, которую герцогская щедрость в знак благодарности наградила жалкой монеткой, удалилась вместе с провожатыми. Небрежно пригласив лорда Гленварлоха принять участие в выпивке, за которую тот должен был расплатиться, достойный властитель Уайтфрайерса сообщил, что, не считая трех яиц-пашот, пинты ликера и чашки шалфейной настойки, у него за все утро маковой росинки во рту не было, и принялся усердно подкрепляться живительной влагой. Гленварлоху приходилось видеть, как угощаются шотландские помещики и голландские бургомистры, но подвиги тех и других (а обе эти нации по праву могут быть названы пьющими) меркли перед деяниями герцога Хилдеброда: он был настоящей бездонной бочкой, способной поглотить любое количество жидкости и при этом не переполниться. Он осушил кружку эля, чтобы утолить жажду, которая, по его словам, мучила его с утра до вечера и с вечера до утра; чтобы смягчить горечь эля, запил его хересом; отправил джин вслед за хересом, дабы насести в желудке порядок, и затем объявил, что, пожалуй, до post meridiem [124] не возьмет в рот хмельного, разве что в знак уважения к самому закадычному другу. Наконец он дал понять, что в состоянии приступить к делу, которое заставило его так рано выйти из дому, и Найджел приготовился слушать, хотя и подозревал, что главнейшая цель визита герцога Хилдеброда уже достигнута,

Как оказалось, лорд Гленварлох ошибался. Прежде чем начать говорить, Хилдеброд осмотрел всю комнату; прикладывая время от времени палец к носу и подмигивая Найджелу своим единственным оком, он открывал и закрывал двери, поднимал драпировки, скрывавшие то разрушающее действие, какое время оказало кое-где на панельную обшивку стен, заглядывал в шкафы и в заключение даже пошарил под кроватью, желая убедиться, что никто не подслушивает и не подглядывает. После этого он снова занял свое место и с таинственным видом поманил Найджела, приглашая его придвинуться поближе.

— Мне и здесь хорошо, мейстер Хилдеброд, — ответил молодой лорд, вовсе не склонный поощрять фамильярность собеседника.

Но герцог, ничуть не обескураженный, продолжал:

— Вы извините меня, милорд, — на этот раз я величаю вас этим титулом совершенно серьезно, — извините, если я напомню вам, что за нами могут следить; хотя старый Трапбуа глух, как собор святого Павла, зато у его дочери острый слух и зоркие глаза; о них-то, об отце и дочери, я и поведу сейчас речь.

— Говорите, сэр, — сказал Найджел, слегка подвигая стул к этой пропитавшейся спиртом гигантской губке, — хотя, по правде сказать, какое мне может быть дело до моего хозяина и его дочери?

— А вот это мы увидим, и скорее, чем я опрокину кварту пива. Прежде всего, милорд, не советую вам скрывать что-либо от старого Джека Хилдеброда, у которого за плечами втрое больше лет, чем у вас, и который, подобно королю Ричарду, родился с глазными зубами.

— Я слушаю вас, сэр, говорите.

— Что ж, и скажу, милорд. Сдается мне, что вы тот самый лорд Гленварлох, о котором гудит весь город, тот шотландский повеса, что спустил все свое состояние и остался при потертом плаще и тощем кошельке… Не гневайтесь, милорд, такая уж о вас молва; вас называют ястребом, который нападает на всех подряд… даже в королевском парке… Не гневайтесь, милорд.

— Мне стыдно, что вам удалось разозлить меня своей наглостью, но берегитесь: если я и вправду тот, за кого вы меня принимаете, то поразмыслите, долго ли я смогу сносить ваш наглый тон и вашу развязность.