Том 13. Приключения Найджела

— Верно, верно, любезный, — ответил король, — но все-таки мне давеча было бы приятно присутствие твоего отца с его длинной шпагой. Поэтому, дабы подкрепить расположение к нам небес, мы будем впредь держать около себя двух дюжих гвардейцев. Так этот Олифант пуританин? Что ж, это не мешает быть папистом, ведь, как утверждают толкователи древних авторов, крайности сходятся. Я доказал в своей книге, что бывают пуритане с папистскими убеждениями. Это просто старая песня на новый лад.

Тут принц, опасаясь, вероятно, что король перескажет весь «Базиликой Дорон» своего сочинения, напомнил ему, что пора вернуться во дворец и подумать, как успокоить людские умы, взбудораженные недавним событием. Когда они въезжали в ворота дворца, какая-то женщина, поклонившись, подала королю прошение, которое тот с тяжелым вздохом сунул в боковой карман. Принц выразил желание ознакомиться с содержанием бумаги.

— Мой камердинер расскажет тебе, когда я скину платье, — ответил король. — Неужто, сынок, я в состоянии читать все, что мне суют в руки? Посмотри, голубчик, — тут он показал на карманы своих коротких штанов, набитые бумагами, — мы подобны ослу, если можно так выразиться, с обеих сторон отягощенному поклажей. Да, да, asinus fortis accumbens inter termines, [139] как говорится в «Вульгате». Да, да, vidi terram, quod esset optima, et supposui humerum ad portandum, et factus sum tributis serviens; [140] так и я: увидел землю Англии и взвалил на себя непосильное бремя.

— Вы и вправду сильно навьючены, дорогой наш папочка и куманек, — сказал герцог Бакингем, принимая бумаги, которые король Иаков вытащил из карманов.

— Да, да, — продолжал государь, — берите их себе per aversionem, [141] детки, берите оптом; один карман набит прошениями, другой — пасквилями. Славно я провожу время, читая эту дребедень. Сказать по совести, я подозреваю, что предание о Кадме имеет иносказательный смысл: зубы дракона, что он посеял, были изобретенными им буквами. Ты смеешься, сынок? Запомни мои слова. Когда я впервые приехал сюда с моей родины, где люди суровы под стать природе, Англия, ей-ей, показалась мне обетованной землей. Можно было подумать, что у короля только и дела, что кататься по тихой воде, per aquam reiectionis. [142] Не знаю уж, как и почему, только страна страшно изменилась; прочти вот этот пасквиль на меня и на мое правление. Зубы дракона посеяны, сынок Чарлз; молю бога, чтобы в твое время, когда меня не станет, из них не выросли вооруженные воины. Не дай мне бог дожить до той поры, ибо страшная борьба разгорится в день сбора урожая.

— Ничего, я сумею задушить тот посев на корню. Не правда ли, Джордж? — обратился принц к фавориту с видом, выражавшим презрение к страхам отца и твердую уверенность в себе и в превосходстве собственного решительного характера.

Пока происходил этот разговор, Найджела под стражей и в сопровождении герольда провели через весь городок, жители которого, всполошенные известием о покушении на жизнь короля, толпились теперь на улицах, чтобы поглядеть на предполагаемого изменника. Несмотря на сумятицу, Найджел успел разглядеть помощника смотрителя королевской кухни, на чьем лице застыло тупое, изумленное выражение, и цирюльника, на физиономии которого читался испуг и в то же время жадное любопытство. Найджелу показалось, что в толпе мелькнул лодочник в зеленой куртке. Но у него не было времени для дальнейших наблюдений: его втолкнули в лодку, куда сели герольд и два гвардейца, и лодка понеслась вверх по реке с такой скоростью, с какой способны были вести ее против течения шесть здоровенных гребцов. Они проплыли мимо леса мачт, уже в тогдашние времена возбуждавшего удивление чужестранцев, как свидетельство обширной торговли Лондона, и приблизились к низким, почерневшим крепостным стенам, на которых там и сям виднелись пушки да кое-где — одинокие вооруженные часовые; в остальном, впрочем, эти куртины и бастионы мало чем напоминали грозную военную цитадель. Нависшая над водой низколобая угрюмая арка, под которой в ту же сторону проплыло уже много безвинных и много виновных людей, насупила теперь свои брови над Найджелом. Лодка причалила к широким ступеням, о которые лениво плескались волны. Часовой взглянул через решетчатую калитку и пошептался с герольдом, доставившим пленника. Через несколько минут явился комендант Тауэра и выдал расписку в том, что принял арестованного Найджела, лорда Гленварлоха.

Глава XXVIII

О Тауэр! Твои глухие стены —

Свидетели полуночных убийств…

Грей