Том 13. Приключения Найджела

— Ты рассуждаешь как ребенок, Стини, я хочу сказать — лорд Бакингем, — возразил король, — или как человек, не учившийся классической логике. Ведь действие может быть несущественным и даже похвальным quoad hominem, [185] то есть по отношению к тому, над кем оно было осуществлено, но в то же время в высшей степени преступным quoad locum, [186] то есть если принять во внимание место, где оно было совершено. Можно законно плясать в таверне, но нельзя танцевать inter parietes ecclesias. [187] Пожалуй, и не худо было бы, если бы лорда Дэлгарно, каким он себя показал, проткнули где-нибудь в другом месте, но поступок этот подпадает под определенный закон, коль скоро попытка насилия была совершена в пределах дворца. Позвольте вам заметить, милорды, что мало было бы толку от указа, запрещающего вооруженное нападение, если б его можно было обойти на том основании, что нападению подвергался подлец. Как ни плачевно, но мы не знаем ни одного христианского государства, где при королевском дворе не было бы подлецов; и если б люди стали нарушать общественное спокойствие под предлогом истребления подлецов, то даже в нашей приемной нельзя было бы укрыться от посохов Джеддарта. [188]

— Слова вашего величества, — заметил принц Чарлз, — как всегда, исполнены мудрости. Дворцовые владения должны быть так же священны, как священна особа короля, которого даже самые варварские народы почитают и ставят лишь одной ступенью ниже божества. Но волею вашего величества может быть смягчен этот жестокий закон, как и любой другой, и в вашей власти, вникнув в дело, даровать неосторожному юноше полное прощение.

— Rem acu tetigisti, Carole, mi puerule, [189] — ответил Иаков. — Знайте, милорды, что мы с помощью хитрой уловки собственного изобретения уже проникли в самую суть характера лорда Гленварлоха. Я думаю, среди вас многие помнят, как я справился с любопытным делом леди Лейк и как ловко разъяснил вопрос о подслушивании за драпировками. Это навело меня на размышления, и я вспомнил, что однажды прочел про Дионисия, сиракузского царя, которого историки называли Tvрavvoc, [190] что по-гречески обозначает не жестокого деспота, как на нашем языке, а августейшего монарха, правящего разве что немного построже нас и других законных государей, именовавшихся у древних Вaoiлeic. [191] Да, так этот Дионисий Сиракузский поручил искусным рабочим построить ему… что бы вы думали, милорд епископ?

— Кафедральный собор, вероятно, — ответил епископ.

— Какого черта, любезный… Прошу прощения у вашей светлости. Нет, не собор, а тайник, который называли «царским ухом», потому что Дионисий мог сидеть там, никем не видимый, и слушать разговоры заключенных в его тюрьме. И вот, милорды, в подражание Дионисию, которого я взял за образец, потому что он был ко всему прочему великий грамматик и знаток языков и после отречения с большим успехом учил в школе, — а может быть, это был его преемник, носивший то же имя, не помню… В подражание Дионисию я велел соорудить в Тауэре, тюрьме для государственных преступников, «ухо», больше похожее на кафедру, чем на кафедральный собор, милорд епископ, имеющее выход за шпалерами в комнате коменданта; сидя там, мы можем слушать разговоры заключенных, обвиняемых в государственных преступлениях, и таким образом проникать в сокровенные тайны наших врагов.

Принц бросил на герцога взгляд, выражавший крайнюю досаду и возмущение. Бакингем едва заметно пожал плечами.