Том 14. Дневник писателя 1877, 1880, 1881

19 мая — уже в период интенсивной работы над пушкинской речью — писатель сообщал о замысле ее и связываемых им с речью о Пушкине ожиданиях и надеждах К. П. Победоносцеву: «Приехал же сюда в Руссу не на отдых и не на покой: должен ехать в Москву на открытие памятника Пушкина, да притом еще в качестве депутата от Славянского благотворительного общества. И оказывается, как я уже и предчувствовал, что не на удовольствие поеду, а даже, может быть, прямо на неприятности. Ибо дело идет о самых дорогих и основных убеждениях. Я уже и в Петербурге мельком слышал, что там в Москве свирепствует некая клика, старающаяся не допустить иных слов на торжестве открытия, и что опасаются они некоторых ретроградных слов, которые могли бы быть иными сказаны в заседаниях люб<ителей> российской словесности, взявших на себя все устройство праздника <…> Мою речь о Пушкине я приготовил, и как раз в самом крайнем духе моих (наших то есть, осмелюсь так выразиться) убеждений, а потому и жду, может быть, некоего поношения. Но не хочу слушаться и не боюсь, а своему делу послужить надо и буду говорить небоязненно. Профессора ухаживают там за Тургеневым, который решительно обращается в какого-то личного мне врага <…> Но славить Пушкина и проповедовать „Верочку” я не могу» (в последних словах можно видеть намек на знакомство Достоевского не только с романом Тургенева «Новь», но и с его стихотворением в прозе «Порог», написанным в 1878, но впервые напечатанным после смерти Тургенева лишь в 1883 г.; центральный образ этого стихотворения — героической русской девушки, революционерки — воспринимался современниками как поэтический апофеоз Веры Засулич, стрелявшей 24 января 1878 г. в петербургского градоначальника генерала Трепова и оправданной присяжными).[129]

Начатая 13–14 мая, пушкинская речь была окончена 21–22 мая до отъезда Достоевского из Старой Руссы в Москву, т. е. написана с огромным подъемом, в течение всего лишь одной недели.

2

Со времени вступления Достоевского на литературное поприще и до самой смерти писателя творчество Пушкина оставалось для него предметом напряженных раздумий. Достоевский не только постоянно перечитывал произведения поэта, он настойчиво стремился осмыслить для современного и будущих поколений «пророческое» их значение. Это побуждало его нередко к прямой полемике с предшествовавшей и современной ему критикой. Горячо споря с ней, пересматривая ее суждения о Пушкине, Достоевский постоянно вносил в них серьезные поправки и коррективы.

Уже в «Бедных людях», а затем в статьях начала 60-х годов Достоевский формулирует основное и определяющее зерно своих последующих высказываний о Пушкине.

Не только для Белинского, но отчасти и для Гоголя, и для большей части других своих младших современников Пушкин, оставаясь великим поэтом, был в то же время в той или иной степени явлением цикла историко-литературного развития, завершающегося на их глазах. Для Достоевского же Пушкин на всю жизнь становится не только предшественником и учителем, но и живым современником. Это новое общественно-историческое и эстетическое качество восприятия Пушкина позволяет Достоевскому иначе подойти также и к истолкованию отдельных произведений поэта, их образов и идейной проблематики.

В понимании Белинского Пушкин был «поэтом-художником», представителем того периода в развитии русской литературы, когда она нуждалась прежде всего в поэзии как искусстве, как «художестве». В этом смысле Пушкин противостоял в понимании Белинского поэтам «мысли» — Лермонтову в России, Гете и Байрону на Западе. Достоевским же Пушкин воспринимается как великий поэт-мыслитель. В нем — узел всех тех жгучих проблем русской литературы и русской национальной жизни, которые продолжают составлять ее главное содержание также и в настоящее время, — не устает заявлять Достоевский. Отсюда совершенно особое отношение Достоевского к стихотворению Пушкина «Пророк», горячее утверждение им пророческого значения творчества Пушкина.

В то время как Белинский полагал, что «эпоха» Пушкина в собственном смысле слова завершена и что с вступлением в литературу Гоголя, Лермонтова и «натуральной школы» начался новый период литературного развития, Достоевский утверждает другой взгляд на соотношение Пушкина и его учеников. Не переставая восхищаться Лермонтовым и Гоголем — этими двумя «колоссальными» русскими «демонами», которым равных по силе любви и отрицания не знал Запад, Достоевский тем не менее утверждает, что пушкинский период, 40-е и 60-е годы составляют, если рассматривать их в более крупных, менее дробных чертах, не три разные, но одну эпоху русской жизни с единым общественным и культурно-историческим содержанием. И именно Пушкин, благодаря величию своего гения и пророческому значению своей поэзии, наиболее полно и всесторонне воплотил основные вопросы всей русской истории XIX в.