Том 14. Критические статьи, очерки, письма

Я был настолько поглощен своими мыслями, что, выйдя из собора, почти не обратил внимания на весьма красивое здание в нескольких шагах от него, построенное в четырнадцатом веке и украшенное семью горделивыми статуями императоров, здание, позади которого ныне находятся какие-то трущобы. И к тому же в эту минуту я был внезапно отвлечен. Два посетителя, так же как и я, как раз выходили из собора, по которому их тоже, очевидно, водил мой старый солдат. Услышав взрыв смеха, я обернулся и узнал двух путешественников, старший из которых в это самое утро расписался в журнале для приезжающих «Отеля императора» как раз передо мной; это был г-н граф д'А***, представитель одного из самых старинных и самых доблестных родов графства Артуа. Они разговаривали довольно громко. «Ну и имена, — говорили они. — Только революция могла породить подобные. Капитан Ласуп! Полковник Грендорж! Откуда их выкопали?» Это были имена капитана и полковника моего бедняги швейцара, который, по-видимому, сообщил их этим посетителям, так же как и мне. И я не смог удержаться, чтобы не ответить им: «Откуда? Могу удовлетворить ваше любопытство, господа. Полковник Грендорж [104]был внучатным племянником маршала де Лоржа, свекра герцога Сен-Симона; что до капитана Ласупа, [105]полагаю, что он, должно быть, находится в некотором родстве с герцогом Бульонским, дядюшкой одного из владетельных князей Рейна».

Через несколько минут я уже находился на площади Ратуши, куда и направлялся.

Ратуша Ахена, как и его собор, образовалась путем слияния пяти или шести зданий. По обе стороны мрачного ее фасада времен Карла V, с удлиненными, узкими, тесно расположенными окнами, возвышаются две дозорные башни — одна низенькая, круглая, широкая и приземистая, другая высокая, стройная, квадратная. Вторая башня — прекрасное сооружение четырнадцатого века. Первая же — это знаменитая башня Грануса, которую не без труда можно разглядеть под увенчивающей ее странной и уродливой колокольней. Эта колокольня, повторенная в уменьшенных размерах и на другой башне, напоминает пирамиду из гигантских тюрбанов всех форм и размеров, нагроможденных друг на друга и все уменьшающихся под довольно острым углом. От подножия фасада поднимается широкая лестница, наподобие лестницы во дворе «Белой лошади» замка Фонтенебло. Напротив, в центре площади, мраморный фонтан эпохи Возрождения, слегка переделанный и подправленный восемнадцатым веком, вознес над широкой бронзовой чашей статую Карла Великого в полном вооружении и в короне. Справа и слева от этого фонтана — два других, поменьше; на них застыли два свирепых, устрашающих черных орла, вполоборота к строгому и спокойному императору.

А ведь, может быть, именно здесь, в этой романской башне, и родился Карл Великий.

Фонтан, фасад, сторожевые башни — все это царственно, печально и сурово. Карл Великий как бы незримо присутствует здесь во всем. Своим величием он словно примиряет противоречия в стиле этого здания. Башня Грануса напоминает о Риме, который был предшественником его империи; фасад и фонтаны напоминают о Карле V, самом великом из его потомков. Даже восточный облик сторожевой башни порождает смутные воспоминания о великолепном калифе Гарун-аль-Рашиде, который был его другом.

Смеркалось. Весь день я провел среди великих и суровых воспоминаний, и мне казалось, будто я покрыт пылью десяти веков; захотелось покинуть этот город, вздохнуть полной грудью, увидеть поля, деревья, птиц. Я вышел из Ахена и до поздней ночи бродил по прохладным зеленым аллеям вдоль старинных каменных стен. Ахен опоясан рядом башен. Их не коснулась рука Вобана. Только подземные ходы из подвалов ратуши и подземелий собора, тянущиеся вплоть до аббатства Борсетт и даже до Лимбурга, ныне засыпаны и уничтожены.

Наступала ночь, и я присел отдохнуть на склоне холма. Передо мной простирался весь Ахен, погруженный в долину, словно в очаровательный водоем. Постепенно вечерняя дымка обволакивала кружевные крыши старых улиц, стирая контуры сторожевых башен, сливающихся вдали с колокольнями города, — все это смутно напоминало мне азиатский и московитский профиль Кремля. Теперь над городом четко вырисовывались силуэты только двух зданий — городской ратуши и собора. И тогда все ощущения, все мысли, все видения, промелькнувшие передо мной в этот день, толпой нахлынули на меня. Сам город, этот прекрасный город-символ как бы преобразился в моем воображении и под моим взглядом. Первый из этих темных силуэтов, которые я еще различал (а я различал уже только их), казался мне колыбелью ребенка, другой — саваном умершего; минутами я погружался в состояние глубокого созерцания, и тогда мне чудилось, будто на бледном ночном небе между этой великой колыбелью и великой могилой медленно поднимается тень гиганта, которого мы называем Карл Великий.

ПИСЬМО ДВЕНАДЦАТОЕ По поводу музея Вальраф

Андернах