Далее: Вы отметили как
излишнююподробность замечание о том, что 5-тилетний ребенок не мог научиться
проситься.Так, может быть, и была бы излишнею, если б шла от меня как автора. Но идет она опять-таки от
лицаи характерно рисует лицо.
*О, много подобных черт кажутся ненужными! Но эти черты, как они необходимы для художественной задачи! Да уже одно то, что 23-летний молодой человек это приметил, уже показывает, что он об этом думал и мучился серьезнее, чем многие молодые люди его лет. Сострадают обыкновенно в
целом.На мелкие же подобные подробности не обращают внимания, а уж если 23-летний обратил, значит, принял к сердцу. Значит, дебатировал в уме своем, значит, был адвокатом детей, и как он
там дальшени представлялся бесчувственным, но сострадание и самая сердечная, нежная любовь к детям в нем есть. Этот Иван делает потом в романе косвенно преступление, но не из расчета, не из жадности к наследству, а, так сказать, по принципу, во имя идеи, с чем сам потом совладать не может и
выдаетсебя именно потому, может быть, что раз, когда-то, его сердце, разбирая страдания детей, не упустило такую ничтожную по-видимому подробность. Сама же подробность
не грязна,ибо всё, что относится к детям, — чисто, светло и
прекрасно.Даже это. Вспомните Амура Гвидо Рени, пьющего вино и
пустившего струюна первом плане. Классическая из классических знаменитость.
*
Насчет генерала я поправил по Вашему желанию. Действительно, у меня как бы ко всем генералам относилось. Собственно факт
еще смягчен.Вспомните, что еще в это самое время генерал, наместник Сибирский, хотел объявить себя даже независимым политически.
*Мало ли что тогда было. Дело истории.
О разбойнике, резавшем детей, было у меня совсем не ясно, соглашаюсь. Теперь по исправлении совершенно ясно. Я только хотел попросить Вас особенно, многоуважаемый Николай Алексеевич, впредь в сомнительных случаях (если только будут) обращать внимание, от
чьеголица говорится. Ибо иное лицо по характеру своему иногда не может иначе говорить. Я же постараюсь тщательнее относиться к делу.
P. S. Так же точно все рассуждения о том, что страдания есть, а виновных нет, принадлежат
лицу,а не автору. Это-то уж, кажется, ясно.
211. Н. А. Любимову
*
11 июня 1879. Старая Русса
Старая Русса, 11 июня/79.
Милостивый государь
многоуважаемый Николай Алексеевич,
Третьего дня я отправил в редакцию «Русского вестника» продолжение «Карамазовых» на июньскую книжку (окончание 5-й главы «Pro и contra»).
*В ней закончено то, что
«говорят уста гордо и богохульно».
*Современный
отрицатель,из самых ярых, прямо объявляет себя за то, что советует дьявол, и утверждает, что это вернее для счастья людей, чем Христос. Нашему русскому дурацкому (но страшному социализму, потому что в нем молодежь) —
указаниеи, кажется, энергическое: хлебы, Вавилонская башня (то есть будущее царство социализма) и полное порабощение свободы совести — вот к чему приходит отчаянный отрицатель и атеист! Разница в том, что наши социалисты (а они не одна только подпольная нигилятина, — Вы знаете это) — сознательные иезуиты и лгуны, не признающиеся, что идеал их есть идеал насилия над человеческой совестью и низведения человечества до стадного скота, а мой социалист (Иван Карамазов) — человек искренний, который прямо признается, что согласен с взглядом «Великого Инквизитора» на человечество и что Христова вера (будто бы) вознесла человека гораздо выше, чем стоит он на самом деле. Вопрос ставится у стены: «Презираете вы человечество или уважаете, вы, будущие его спасители?»
И всё это будто бы у них во имя любви к человечеству: «Тяжел, дескать, закон Христов и отвлеченен, для слабых людей невыносим» — и вместо закона Свободы и Просвещения несут им закон цепей и порабощения хлебом.
В следующей книге произойдет смерть старца Зосимы и его предсмертные беседы с друзьями. Это не проповедь, а как бы рассказ, повесть о собственной жизни. Если удастся, то сделаю дело хорошее:
заставляю сознаться,что чистый, идеальный христианин — дело не отвлеченное, а образно-реальное, возможное, воочию предстоящее и что христианство есть единственное убежище Русской Земли ото всех ее зол. Молю Бога, чтоб удалось, вещь будет патетическая, только бы достало вдохновения. А главное — тема такая, которая никому из теперешних писателей и поэтов и в голову не приходит, стало быть, совершенно
оригинальная.Для нее пишется и весь роман, но только чтоб удалось, вот что теперь тревожит меня! Пришлю же непременно на
июльскуюкнигу, и тоже 10-го июля, не позже. В этом постараюсь изо всех сил.