Он был положительно ослеплен, очутившись после ночной темноты среди моря света, среди богатства [
гобеленовых стен, яркого золота люстр и кэнкетов], среди обворожительной смеси запахов вина, тонких яств и духов; он замер на месте, почти в самом проходе, около посудного шкапа из черного дерева… Но всего более смутило его именно то, чего он и боялся всего более: блестящая высокомерная толпа, обилие дам. Тут было несметное, как показалось ему, число высокопоставленных особ, военных и партикулярных, людей молодых и старых, с одинаково презрительными манерами, лиц красивых и дурных [
, с одинаково надменными минами]; дамы, молодые и старые, но все в [
роскошных]
дорогихплатьях; все в изысканных прическах, [
расположились букетам, от которого, по-видимому, и исходил тонкий аромат, а вокруг этого букета возвышались стоя величественные, гордые господа], офицеры [
в эполетах,] в аксельбантах, в белоснежных кителях [
из замши], а меж них и штатские, не менее [
их гордые.]
важные.И все это блестящее общество беспощадно [
пронзало взглядами]
смотрело напрокопченную фигуру машиниста, казавшуюся пятном грязи на [
лилейно-] белом фоне. Можно было подумать, что эти господа и дамы[
, цвет высшего общества] собрались здесь, чтобы засудить невзрачного машиниста, что они уже заранее подписали ему приговор и теперь казнят уже его убийственными взглядами. Даже лакеи [
в тонких суконных]
вофраках и белых галстуках, просунувшиеся в дверь напротив Марова, смотрели на него, как судебные приставы, пытливо и неодобрительно… Выражение его лица, [
постать]
манеры,костюм не могли и вызвать чьего-либо одобрения: крепко стиснутые от нервного волнения челюсти и прищуренные глаза придали его худощавому лицу вызывающий вид; грязные руки он глубоко спрятал от глаз публики в карманы, зажавши под мышку засаленный картуз с гербом дороги; рабочий же его пиджак из дешевой коломенки, с оттянутыми карманами, где чаще покоился гаечный ключ, чем носовой платок, — этот пропитанный салом и копотью пиджак мог внушить только отвращение…— Вы, машинист… только что… спасли ребенка… —
проговорила одна из дам.[
И остановила свою милостивую речь, изумленно расширив глаза на машиниста, резко двинувшегося вперед.] Василий Петрович имел [
прекрасное] намерение [
поправить редакцию этого манифеста, в котором шла речь о нем, а не о Саве,]
внести поправку, сказать, что ребенка спас не он, а его помощник Сава,но не успел: [
едва он заикнулся на первом звуке,] тотчас же произошло общее движение, послышалось внушительное тсс!.. и чей-то высокочиновный бас с хрипотцой еще более внушительно крякнул; Маров так и остался с раскрытым ртом и вытянутой шеей… [
А величественная дама, выждав паузу с опущенными глазами, произнесла уже менее милостивым и более утомленным голосом:]— Такой поступок [
…а…а…] достоин поощрения, —
произнесла дама. — И мы, собравшиеся[
…а…а…] здесь, нашли нужным вознаградить вас, машинист…[
Одобрительный, но и почтительно сдержанный ропот на мгновение прервал этот манифест; бас снова крякнул, на этот раз восторженно, а ослепительно яркие пятна платьев, кителей, эполет зашевелились оживленно, но и скромно. Когда это минутное движение улеглось, дама закончила манифест уже усталым, едва слышным голосом:]— Тут…а-а… небольшая сумма…
Она осторожно коснулась тонким мизинчиком кучки золота, лежавшей на столике, близ ее локтя[
, произнеся с гримаской:].— Каких-нибудь триста рублей… Возьмите себе, любезный, вы [
…а-а…] заслужили эту безделицу…