Том 18. Избранные письма 1842-1881

Ваш Л. Толстой.

320. H. H. Страхову

1877 г. Ноября 26...27. Ясная Поляна.

Получил ваше письмо^* и все три посылки, дорогой Николай Николаевич, и больше всего был рад вашим портретам. Я так вспомнил вас хорошо и такое испытал чувство радости, что вы существуете и меня любите. Жена тоже обрадовалась вашему портрету, и мы начали хвалить вас. Показывали портрет всем детям и домочадцам, и все радостно улыбались. Портрет en face прелестен. И все это нашли.

Лучше утешить меня, как присылкой портрета и тем, что вы пишете, нельзя было.

Я чувствую, что скоро начну работать, и с большим увлечением, и забуду себя. Многие очень важные вещи стали для меня совершенно ясны, но сказать их не могу еще и ищу слов — формы. Очень благодарен за книги. Но Lacroix^* необходимы следующие томы. Простите, что утруждаю вас. Нет ли каталога книг, относящихся к царствованию Николая? Delacroix говорит в предисловии, что Корф ему говорил о таком каталоге.

Как жаль Попова^*. Я его немного знал. Он очень был хороший, кажется. Вы правы, надо ждать — это вроде бессонницы. Ждать, пока придет сон, и невольное бдение занимать как-нибудь. Дай бог вам плодотворного года. Мне кажется, что вы в хорошем, сильном духе.

Вы мне предлагаете философских книг. Мне нужно, но не философских, а о религии.

Желал бы я иметь Мах’а Muller’a и Burnouf’a, они у меня были, но не мои; потом желал бы знать Страуса — не «Жизнь Христа», а последнюю, где он, как помнится, предлагает новую религию^*. И потом Ренана^*. Дорого ли это все будет стоить? Да еще не знаете ли чего-нибудь? Есть ли в философии какое-нибудь определение религии, веры, кроме того, что это предрассудок?

И какая есть форма самого очищенного христианства? Вот в неопределенной форме те два вопроса, на которые я желал бы найти ответы в книгах.

От всей души обнимаю вас, дорогой и единственный духовный друг, Николай Николаич.

Л. Толстой.

1878

321. П. И. Бартеневу

1878 г. Января 3. Ясная Поляна.

Петр Иванович!

Очень обяжете меня, если пришлете нумера «Архива»^*, где записки Даля о Хивинском походе;^* я у себя не найду. Если что вспомните из того, о чем мы говорили^*, или вообще из времен Николая характерное, вспомните вашего искреннего приятеля Л. Толстого.

3 января.

322. H. H. Страхову

1878 г. Января 3. Ясная Поляна.

Письмо ваше, дорогой Николай Николаевич, пришло в то время, как я был в Москве, и по возвращении моем жена мне сообщила, как одну из радостных новостей, что есть длинное письмо от вас «и такое милое»^*. И я благодарю вас за это. За ужасный и огромный труд (что бы вы ни говорили) корректур моего романа я не благодарю, потому что слишком не соответствуют тому, что вы для меня этим сделали, всякие слова благодарности^*. Постараюсь только не забывать этого. У нас все, слава богу, хорошо. Маленького окрестили Степа с моей Таней, и на праздниках, кроме своих, никого не было. Здоровье мое, которое все было дурно, теперь как будто поправляется, и начатая работа^* перебита праздниками, но не остановлена.

Вчера был у нас Фет и несколько раз принимался делать планы о том, как он увезет вас от нас и как я за вами приеду. Вы и не думаете о нас, а мы уже делим ваше время.

«Критику чистого практического разума»^* я приобрел. Нынче посылаю для получения по нем объявления от вас. Впрочем, теперь у меня книг и матерьялов по двум разнородным предметам^* так много, что я в них теряюсь.

Соловьева статью в «Гражданине»^* пришлите, пожалуйста. Заглавие очень для меня заманчиво. «Вера, знание и опыт». Встретился в Москве с Б. Чичериным. Он пишет сочинение о знании и вере^*. У меня живет учителем математики кандидат Петербургского университета, проживший два года в Канзасе в Америке в русской колонии коммунистов^*. Благодаря ему я познакомился с тремя лучшими представителями крайних социалистов^* — тех самых, которые судятся теперь^*. Ну и эти люди пришли к необходимости остановиться в преобразовательной деятельности и прежде поискать религиозной основы. Со всех сторон (не вспомню теперь кто) все умы обращаются на то самое, что мне не дает покоя.

С нетерпением жду вашей статьи^*. Одна фраза вашего письма мне сделала больно. Вы пишете — отослал последние корректуры и взялся за свою статью. Вы нечаянно признались, что эта пустая работа мешала вашей.

Смерть Некрасова поразила меня. Мне жалко было его не как поэта, тем менее как руководителя общественного мнения, но как характер, который и не попытаюсь выразить словами, но понимаю совершенно и даже люблю не любовью, а любованьем.

Нынче пережил тяжелую минуту — должен был отказать нашему швейцарцу — он сделался невыносим своею грубостью и дурным характером^*.

Есть ли в монгольской древней религии что-нибудь настолько неразработанное, как Веды, Трипитака и Зенд-Авеста^*, и дошли ли в этой религии до настоящего, то есть высокого?

Откуда вы мне приводили слова Лаотцы?^*