Том 18. Лорд Долиш и другие

Обычно дворецкие сохраняют бесстрастную важность, но оглушите их, ошеломите, и они подскочат, как мы с вами. Так поступил и Фиппс.

— Сбреете, сэр? — едва дыша, переспросил он.

— Сбрею, — ответил Бренсепт, допивая шампанское.

— Усы его милости?

— Именно. Сегодня же ночью.

— Но, сэр…

— Что такое?

— Осмелюсь спросить, как? Бренсепт нетерпеливо цокнул языком.

— Очень просто. Он пьет что-нибудь на ночь?

— Я отношу его милости стакан молока.

— Сегодня уже отнесли?

— Нет, сэр. Собирался это сделать после беседы с вами.

— А у вас есть снотворное?

— Да, сэр. В жаркое время его милость страдает бессонницей и принимает на ночь таблетку в этом самом молоке.

— Тогда пусть примет четыре.

— Но, сэр…

— Знаю, знаю. Вы хотите спросить, какая вам от этого польза. Очень большая, Фиппс. Если его лицо — такое, как вы говорите, вскоре я буду богат и не забуду вас. Итак, если я побрею его, я увижу что-то вроде рыбы?

— Да, сэр.

— Исключительно забавной?

— О, да, сэр! Много раз я смеялся…

— Очень хорошо. Что же, Фиппс, рассчитываю на вашу помощь. От вас зависит мое счастье. Поможете — и я женюсь на любимой девушке. Откажетесь — и я останусь угрюмым холостяком.

Дворецкий был искренне тронут. Он стал еще добрее и седее.

— Вот как, сэр?

— Именно так.

— Прекрасно, сэр. Я не хотел бы препятствовать вашему счастью. Мне ли не знать, что такое любовь!

— А вы знаете?

— Еще бы, сэр. Грех хвастаться, но было время, когда меня называли Красавчик Джордж. Словом, я готов помочь вам.

— Так я и знал, — с чувством сказал племянник. — Мне надо немного. Покажите, где его спальня. Запирает он дверь?

— Всё в порядке, сэр. Летом его милость проводит ночь в гамаке, натянутом между двух больших деревьев. Это на лужайке, сэр.

— Видел, видел. Что ж, дело в шляпе. Не знаю, как вас благодарить. Если все выйдет, я не поскуплюсь. К вам потянутся слоны, груженные золотом, верблюды с драгоценными камнями, обезьяны, павлины… Вы сказали, вас зовут Джордж?

— Да, сэр.

— Тогда я назову Джорджем первенца. Если будет девочка — Джорджианой.

— Спасибо большое, сэр.

— Не за что, — сказал Бренсепт. — Рад служить.

Проснувшись, Бренсепт подумал, что видел дивный сон. Снилось ему, что он вышел из дому в полосатой пижаме и легком халате, с ножницами в руке, склонился над гамаком и начисто сбрил La Joyeuse. Еще не окончив вздоха, озаглавленного «Ах, если бы то была явь!», он понял, что явью это и было. Да, он воровато спустился вниз, осторожно пересек лужайку, защелкал ножницами… Это правда. Верхняя губа лорда Бромборо чиста и пуста.

Обычно Бренсепт не вскакивал с кровати, но сейчас вскочил. Ему не терпелось взглянуть на дело своих рук. Раньше, чем за десять минут он оделся и направился в столовую. Хозяин вставал рано. Даже ночная утрата не удержала бы его от завтрака и кофе.

Однако в столовой был только Фиппс. Бренсепт радостно с ним поздоровался.

— Доброе утро, сэр. Э-э… нельзя ли спросить…

— Можно, — ответил племянник. — Полный блеск. План выполнен.

— Я очень рад, сэр.

— Ни одной помехи! А вот скажите, — спросил племянник, накладывая на тарелку и бекон, и яичницу, — какую рыбу он напоминал?

Дворецкий ответил не сразу, и то в виде вопроса.

— Быть может, сэр, вы видели Осетра Освальда?

— Кого-кого?

— Освальда, сэр. В мультипликационных фильмах. Недавно, в свободный вечер, я был в кино, где шел занимательный фильм об его приключениях. Вылитый милорд, до усов.

Он удалился, а Бренсепт тупо глядел ему вслед. Воздушный замок рухнул. Он трудился всуе. Если смешная рыба уже существует, другой места нет. Охватив голову руками, он застонал над тарелкой. Тут открылась дверь.

— Ха! — сказал знакомый голос. — С добрым утром, с добрым утром.

Бренсепт обернулся. Бекон взлетел в воздух, словно им выстрелили из катапульты. Лорд Бромборо не потерял ни волоска. Усы красовались на его лице во всей своей славе.

— Что-что? — спросил он, принюхавшись. — Кеджери?[61] Прекрасно, прекрасно, превосходно.

Дверь открылась снова, вошел Эдвин, еще более глупый, чем всегда. Кроме того, он был озабочен.

— Знаете что, — сказал он, — отец куда-то делся.

— Делся — не делся, а совсем разделся, — пропел хозяин, любивший с утра пошутить.

— Зашел к нему, — продолжал сын, — даже постель не расстелена.

— Это ничего, — заверил лорд. — Я уступил ему гамак. Сам я почему-то уснул в гостиной и спал очень крепко. А вот и ты! — воскликнул он, поскольку вошла Мьюриел. — Попробуй кеджери, запах — высший сорт. Я как раз говорил нашему молодому другу, что его родитель спал в гамаке.

— В саду? — нервно спросила дочь.

— Конечно, в саду. Ты же знаешь, где мой гамак. Сама иногда лежишь.

— Тогда там бродит коза.

— Коза? — удивился лорд, уже поедавший кеджери. — Что ты имеешь в виду?

— Кто-то отъел усы у сэра Престона.

— Что!

— Отъел. Я сейчас его видела. А, вот! Погляди сам.

В дверях стоял незнакомец. Узнать его удалось только по голосу.

— Та-ак… — произнес он, испепеляя взглядом лорда Бромборо.

— А, Поттер! — сказал тот. — Побрились, я вижу. Очень умно. Зачем зря страдать?

Сэр Престон изрыгнул пламя.