Том 19. Париж

Но это был конец. Он опять едва не растянулся. Ноги подгибались от усталости, из ушей шла кровь, пузырьки пены вздувались на губах. Грудь бурно поднималась и опадала, и, казалось, бешено колотившееся сердце вот-вот сломает ребра. Он обливался потом, до нитки промок в ручье, был весь облеплен грязью, ополоумел и вконец обессилел скорее от голода, чем от усталости. Его глаза уже застилал туман. Но вдруг он увидел позади какого-то шале, спрятавшегося за деревьями, отворенную настежь дверь каретного сарая. Там никого не было, кроме большого белого кота, который сразу же ударился в бегство. Сальва забился в сарай и, пробравшись между пустыми бочками, зарылся в солому. Не успел он спрятаться, как послышался топот и мимо шале промчались сломя голову полицейские и сторожа, они потеряли его след и устремились к крепостной стене. Мало-помалу затих топот сапог, и воцарилась глубокая тишина. Он прижал руки к бурно бьющемуся сердцу, стараясь его успокоить. Им овладело оцепенение, похожее на смерть, но из-под его сомкнутых век катились крупные слезы.

После краткого отдыха Пьер и Гильом двинулись дальше, намереваясь пройти мимо Каскадов, обогнуть озеро и вернуться в Нейи. Вдруг налетел ливень, и они укрылись под раскидистыми ветвями еще не одетого листвой каштана. Дождь все расходился. Но вот они увидели в глубине рощицы что-то вроде шале. То был кафе-ресторан, и братья побежали туда, спасаясь от ливня. В соседней аллее они заметили остановившийся одинокий фиакр, кучер которого, сидя на козлах, с философским спокойствием мок под весенним дождем. Пьер ускорил шаги и вдруг с удивлением заметил Жерара де Кенсака, который быстро шел впереди; как видно, он попал под дождь во время прогулки и тоже решил укрыться в ресторанчике. Потом Пьеру подумалось, что он обознался, так как он не увидел в зале молодого человека. Зал, нечто вроде застекленной веранды, уставленной мраморными столиками, был пуст. Наверху, на втором этаже, были расположены отдельные кабинеты, двери которых выходили на галерею. Кругом все было тихо. В воздухе чувствовалась сырость. Заведение только начинало работать после зимнего перерыва: из-за отсутствия посетителей такие ресторанчики стоят закрытыми с ноября по март. Позади шале находилась конюшня, каретный сарай и разные хозяйственные постройки, поросшие мхом. Этот живописный уголок имел еще заброшенный вид, но садовники и живописцы должны были привести его в порядок к летнему сезону, когда в ясные дни в ресторанчике происходят свидания и веселится гуляющая публика.

— Но мне кажется, ресторанчик еще не открылся, — проговорил Гильом, удивляясь, что в зале такая тишина.

Пьер уселся за столиком.

— Во всяком случае, нам позволят здесь переждать дождь.

Наконец появился официант. Спустившись с верхнего этажа, он стал с озабоченным видом шарить в буфете и положил на тарелку несколько черствых пирожков. Через некоторое время он подал братьям в бокальчиках шартрез.

Наверху, в отдельном кабинете, приехавшая в фиакре баронесса Ева Дювильяр уже с полчаса поджидала Жерара. Накануне на благотворительном базаре они условились, что встретятся в ресторанчике. С этим местом у них были связаны самые сладостные воспоминания: два года тому назад, в медовый месяц своей любви, они проводили здесь блаженные часы. Баронесса не решалась бывать у Жерара, и они спокойно встречались в укромном гнездышке, зная, что ранней весной в холодную погоду в ресторане всегда пусто. И теперь, когда страсть их догорала, баронесса избрала ресторанчик для последнего свидания не только потому, что здесь никто не мог за ними подсмотреть: ей пришла в голову поэтическая мысль — вновь пережить в этой обстановке сладость первых поцелуев и, быть может, обменяться последним поцелуем. Так пленителен был этот приют, посреди аристократического парка, в двух шагах от больших аллей, где прогуливался весь Париж! Воспоминания вызвали слезы у чувствительной баронессы, томившейся в предчувствии уже близкой горестной разлуки.

Но ей хотелось бы увидать, как в былые дни, юную листву, озаренную молодым солнцем. Пепельно-серое небо и непрекращающийся дождь наводили на нее тоску, и она зябко поеживалась. Войдя в кабинет, где стояли выцветший диван, стол и четыре стула, она в первую минуту его не узнала — там было так холодно и все краски поблекли. Здесь еще гнездилась зима, комната долго простояла запертой, давно не проветривалась, отсырела, воздух застоялся и пахло плесенью. Обои местами отклеились и свисали жалкими лохмотьями. Дохлые мухи усеяли паркет. Когда официант стал открывать жалюзи, ему пришлось помучиться со шпингалетами. Но вот он зажег газ в небольшом камине, который затапливали в подобных случаях. Пламя ярко вспыхнуло, комната стала быстро согреваться, немного повеселела и приобрела более гостеприимный вид.