Получил от Трефолева письмо* с комплиментами и приглашением. Знаете что? Мне кажется, что Трефолев очень хороший человек, но сборник его не состоится… Нельзя, живя в Ярославле, издавать в Москве; нельзя приглашать пишущих, не зная ни характера сборника, ни его внешности, ни величины… Ведь он и сам не имеет ясного представления о том, что хочет издать! А это неладно… Я написал ему свои соображения… Написали бы и Вы ему что-нибудь вроде соображения или совета. Москва — не Париж… Наши литографии и цинкографии переделают автографы в такие кляксы*, что не разберете буки от мыслете…
Кто-то дернул за звонок… Не ко мне!
Погода у нас совсем весенняя. Страсть как хочется за весенние темы приниматься*.
Вашим всем кланяюсь, а Вам жму руку.
Лейкину Н. А., 8 марта 1886*
156. Н. А. ЛЕЙКИНУ
8 марта 1886 г. Москва.
Сейчас получил Ваше письмо, добрейший Николай Александрович! Спасибо за подробности, сообщенные Вами. Ваши строки о Григоровиче*, если только они не преувеличены желанием Вашим сказать мне что-нибудь приятное, доставили мне великое удовольствие.
Бандероль с пятью листами* я получил. Поблагодарите корректоршу: я не нашел ни одной ошибки во всех пяти листах. Вы были правы, когда называли ее идеальной. Если, конечно, она не обидится и если Вы мне посоветуете, то по выходе книги я ей подарю что-нибудь.
Левинский, которого Вы видели у Суворина*, не редактор «Будильника». Он издатель негласный… Служит: чиновником особых поручений при почтамте, смотрителем Политехнич<еского> музея, секретарем разных благотворит<ельных> обществ и т. д. Человек добрый, мягкий, но тихоня и малодушный. Мы с ним приятели: он удостоверяет мне подпись под почтамтскими объявлениями…
Клише готово! Завтра оно пойдет с этим письмом на почту. Я посылаю: 1) Клише для черной краски. 2) Клише для красной и 3) Оригинал виньетки для руководства гг. литографов*. На оригинале места, нарисованные лиловыми чернилами, должны быть абсолютно черны. Подпись «Издание журнала „Осколки“» не вытравилась, а потому должна быть набрана типографским, тонким шрифтом.
Вы видите, что виньетка недурна, хотя фигура сильно подгуляла… Оригинал, по выходе в свет книги, благоволите возвратить, ибо он есть, так сказать, вещественное доказательство невещественной любезности моего вещественного приятеля*.
Агафопод* влез в долги и хочет драть из Н<овороссийс>ка*…Чёрт знает как сложилась его жизнь! Не пьет, не курит и балов не задает, а не может прожить в провинции на 120–150 р. в месяц, когда я с большущей семьей года 2–3 тому назад жил в Москве на 100–120 р. А ведь живет мерзко, ест чепуху!
Если Суворин не врет*, т. е. если моя книга разойдется, то это будет недурно.
Сегодня ездил к Николаю и привез его домой. Он только что получил деньги из «Вс<емирной> иллюстрации»*, куда давал похороны Аксакова*. Живет, конечно, не так, как мог бы жить. На мой вопрос, желает ли он работать в «О<сколк>ах»*, он ответил: «Конечно! Я завтра же пошлю туда рисунок!»
Стало быть, ждите завтра, с чем Вас и поздравляю. Если это завтра протянется 2–4 недели, то придется радоваться, что оно не протянулось 2–4 месяца.
Посылаю рассказик*. Завтра (воскресенье) у меня день свободный. Если ничто не помешает, то напишу и пришлю еще что-нибудь.
Кланяюсь Прасковье Никифоровне и Феде.
Едва не забыл сообщить приятную новость.
5-го марта я был в синедрионе, сиречь судился у мирового, и присужден к уплате 50 руб.*
Если Вам приходилось когда-нибудь платить чужие долги, то Вы понимаете, какую революцию подняли в моем маленьком финансовом мире эти глупые, некстати на голову свалившиеся 50 руб.
Билибину В. В., 11 марта 1886*
157. В. В. БИЛИБИНУ
11 марта 1886 г. Москва.
Есть надежда, что в грядущие дни я буду по горло занят, а потому отвечаю на Ваше письмо теперь, когда имеется час свободный, уважаемый Виктор Викторович! (Не подумайте, что слово «свободный» относится к Вам: перед ним нет запятой.)
Primo… Ваши похождения в драматической цензуре* подействовали на меня, как Майн Рид на гимназистов: сегодня я послал
Напрасно Вы хлопотали* о том, чтоб мне в «Осколках» прибавили. Если ради 10 р., которые прибавлены Вам, Лейкин будет писать в каждом № 2 сценки (для уравнения бюджета), то сколько сценок придется ему написать, если и мне прибавят? Помилуйте! Пожалейте человека!
Пальмина я не видел.
С невестой разошелся до nec plus ultra[55]. Вчера виделся с ней, поговорил о чёртиках (чёртики из шерсти у нас в Москве модная мебель), пожаловался ей на безденежье, а она рассказала, что ее брат-жидок нарисовал трехрублевку так идеально, что иллюзия получилась полная: горничная подняла и положила в карман. Вот и всё. Больше я Вам не буду о ней писать.