"И рядом с этим кошмаром, с этой вальпургиевой ночью умирающего чудовища, — посмотрите, с какою удивительною стойкостью, порядком и дисциплиною развивалось величавое движение рабочих. Они не запятнали себя ни убийствами, ни грабежами, напротив, — всюду они являлись на помощь обществу и, разумеется, куда лучше полиции, казаков и жандармов охраняли его от истребительного делириума захлебнувшихся кровью Каинов. Боевые дружины рабочих бросались туда, где начинали неистовствовать хулиганы. Новая выступающая на историческую арену сила показала себя спокойной в сознании своего права, уверенной в торжестве идеалов свободы и добра, организованной и повинующейся, как настоящее войско, знающее, что его победа — победа всего, ради чего живет, мыслит и радуется, бьется и мучится человечество. "Вы нас боитесь, — точно говорят они обществу, — сравните наши дружины, стоящие на страже ваших очагов, обеспечивающие мир вашим семьям, безопасность детям, — и пьяный кровавый разгул черных сотен". Ясно, где наши друзья и где враги!..".
Сопоставьте этот вывод с речами на съезде официальных представителей «общества» — на земском съезде. "Наши друзья" превратились в демонов «анархии», а с "нашими врагами" «мы» — представители «общества» — охотно заключаем союз против "наших друзей".
Суворин разоблачает либералов
Суворин-отец сурово отчитывает гр. Витте за его бестактности, на одну из коих пролетариат ответил министру "с грубоватым, но колким остроумием".
Недоволен издатель "Нового Времени" и земским съездом.
"Я — революционер, и все сидящие здесь революционеры", — гордо сказал г. Петрункевич. — "И я революционер", — воскликнул г. де-Роберти*
, - я всегда был революционером". Неужели? Господи, как страшно! Всегда был революционером, а никто этого не знал. Но я бы спросил:— Отчего, гг. революционеры, вы не принимали никакого участия в липецком или воронежском съезде революционеров*
в конце царствования императора Александра II? Может быть, вы или вам подобные дали бы тем съездам совершенно иное, более авторитетное значение. Может быть, вы своим влиянием, своим общественным положением, связями с бюрократией, родством, богатством, дали бы тогдашнему революционному движению иное направление, иной смысл. Может быть, мы тогда уже получили бы конституцию. Отчего? Не созрели вы, что ли? Некоторые из вас, конечно, были детьми, но многие были в то время в полной поре мужества."Называть себя революционерами теперь можно так же спокойно и гордо, как вчера — называть себя тайными советниками.
"Находятся «настоящие» революционеры, сидевшие в крепостях, в ссылке, на каторге, в каторжном одиночном заключении в течение длинных, страшных лет. Перед ними следовало бы вам, господа «революционеры», быть поскромнее и не хвастаться этим титулом. Если этот титул почетный, то он по праву принадлежит только этим пострадавшим и действительно смелым, а не вам".
Нельзя, не признать, что все сие — правда, и притом выраженная с грубоватым, но, несомненно, колким остроумием.
Профессорская газета клевещет
На днях «Слово» пустило темный слух о подготовляемом петербургскими рабочими погроме. "Русская газета" энергично обличила отвратительную клевету и призывала реакционную газету объясниться. «Слово» промолчало, но ничему не научилось.
Во вчерашнем N «Слово» пускает инсинуации по поводу роли революционеров в аграрном движении.