Том 2

И вот, Поль, я умоляю вас подумать об этом. Два года вы провели вне Франции, два года устранялись от всего… Что с вами будет? Во что превратится ваша жизнь? Какое будущее ожидает вас?..

Я знаю, я знаю: ваш отъезд не был доброволен, вы были вынуждены уехать. Мы действовали в полном согласии… Вы не могли оставаться во Франции. Но ни вы, ни я не ожидали, что ваше отсутствие будет так продолжительно… Ведь оно же тянется бесконечно… Мне уже давно так плохо, что я потеряла даже способность плакать. Но главное не это — главное то, что за два года положение сильно изменилось. Я знаю, что двадцать месяцев тому назад вы должны были уехать. Но я знаю также, что теперь вы можете вернуться в любой момент, когда захотите, и что вернуться вам необходимо.

Это очень, очень, очень серьезно…

Поль, вспомни день нашей разлуки, вспомни Бордо, вспомни нашу комнату, вспомни безжалостную зарю, осветившую тогда наши окна. Как белые призраки они стали перед нами и оторвали нас друг от друга… О, прости меня, я не хотела говорить тебе «ты»… Но что мне делать? Я должна объяснить тебе положение, должна помочь тебе, должна взять тебя за руку. Ты еще совсем дитя, мой дорогой, мой возлюбленный. Ты думаешь всегда только о настоящем и стремишься только к минутной радости. А ведь тебе уже тридцать два года — это возраст честолюбия и трезвого расчета. И я, любя тебя, имею право делать за тебя расчеты и строить твою карьеру. Позволь же мне сохранить и впредь эту роль, продолжать заботиться о тебе, завершить то, что я уже сделала до сих пор. Ведь я думаю только о тебе, живу только твоими интересами, помышляю только о твоем счастье. Для меня это единственная радость. И вот я советую тебе вернуться во Францию, вернуться немедленно, ближайшим пароходом.

Послушай… Раньше, когда я посетила в Ванне моего мужа, он потребовал, чтоб ты уехал из Франции вместе с той женщиной, которую мне уже не хочется называть своею дочерью. Но думаешь ли ты, что он теперь еще интересуется твоим местопребыванием? Поверь мне — нисколько! Обдумай только, тогда он был опальным полковником и очень беспокоился за свою карьеру. Он страшно боялся скандала, который мог бы совершенно отрезать ему всякую возможность производства в генералы. Теперь все переменилось: он уже давно генерал, командует дивизией и скоро, вероятно, получит дальнейшее повышение. Я ничего в этих делах не понимаю и потому боюсь ошибиться в названиях. Но не в них дело.