И выпустил две короткие очереди, стремительно запылившие перед гусеницами подбитого танка. Тотчас он уловил двойной ослабленный звук выстрелов из-под днища танка. Он быстро взглянул назад, на высоту, где обстреляли Петина, и увидел человека, низкого, плотного, коротконогого, — рыхло забирая ногами, он бежал, заметный как в бинокль, к огневой позиции. Стреляли по нему. Новиков, не сняв пальца со спускового крючка, крикнул Алешину:
— Какого… там шляются? Кто это такой? А ну, наведи порядок! Может, опять от Гулько!
Он поставил удобнее локоть, прижал к плечу ложу пулемета, снова выпустил две короткие очереди под днище танка, неясно услышал позади крики Алешина: «Ложитесь ползите! Откуда вы?» Затем тонко, мстительно взвизгнуло над ухом несколько пуль. Понял: теперь стреляли из-под танка по пулемету, и, загораясь знакомым огоньком азарта, он вторично прицелился. Весь диск вылетел туда, откуда стрелял немецкий снайпер, и только после этого Новиков сорвал пулемет с бровки окопа, переставил на другое место, бросил разведчику:
— Новый диск! Быстро!
От орудий по ходу сообщения в сопровождении младшего лейтенанта Алешина шел, будто бодаясь, налитой и даже в талии толстый человек, квадратное лицо багрово, брови упрямо сдвинуты; и по этим бровям, по тучности Новиков, удивленный, узнал того капитана-интенданта, с которым у него произошло столкновение в особняке.
— A-а, интендант! — воскликнул Новиков. — Это за каким же лешим на огневую вас занесло? Судьбу испытываете? По снайперам соскучились? — И улыбнулся нахмуренному Алешину. — Чуете, Витя?
Интендант подошел, спотыкаясь в поспешности и волнении, едва выговорил:
— Товарищ капитан, я пришел, чтобы получить свое оружие. Я прошу оружие, оно записано под номером, — повторил он, глядя Новикову в грудь.
— Присядьте, — предложил Новиков.
Интендант присел, отпыхиваясь, вытер платком толстую шею, пылавшее багровостью лицо; делая это, поднимал и опускал руку, было видно, как тесный китель жестко давил ему под мышки. Новиков сказал полусерьезно:
— Ну вот что, если хотите, я могу извиниться. Что было, то прошло. Берите из особняка все, что необходимо для медсанбата: простыни, белье, вино, продукты, — и счастливого вам пути! От орудий, советую, ползком, иначе не вам нас, а нам вас придется отправлять в медсанбат. Кажется, все. Желаю удачи.
Интендант справлялся с одышкой, пот струями катился по его лицу, подворотничок врезался в шею, веки набрякли.
— У вас мое… оружие. Системы «наган», — сказал он упорно. — Прошу вас, мое оружие. Офицеру без оружия нельзя… Оно записано под номером. В документе…
— Младший лейтенант Алешин, отдайте оружие, — сказал Новиков. — Наган! Достали бы пистолет или парабеллум, наконец. Алешин, что вы медлите? Отдайте оружие…
Алешин, с неприязнью вперив взгляд в интенданта, Нехотя вынул из сумки массивный наган, повертел его и, краснея, сказал презрительно:
— Товарищ капитан, если каждый тыловик…
— Отдайте, — оборвал его Новиков.
— Спасибо. Я сам погорячился, — сдерживая одышку, выговорил интендант. — Я рад, что познакомился с вами, капитан. Если что будет нужно…
— Я не умею говорить любезности, — вежливо ответил Новиков.
— Ладно, пусть так. Может, еще увидимся…
Вталкивая наган в кобуру, интендант сгорбил тучную спину, зашагал по окопу, косясь влево на поле, где вились дымки под танками.
— А по высоте — ползком! Ползком! — гневным голосом крикнул Алешин. — Быстро!.. Приласкали, товарищ капитан дикобраза какого-то! — возмущенно сказал он. — Тыловой комод эдакий!
А Новиков в это время, сильным ударом вщелкнув полный диск в зажимы пулемета, внимательно глядел в сторону города. Там, пульсируя тяжким громом, росла зловещая, кипящая чернота, надвигалась, заслоняя небо, краем повисла над высотой. И то, что было несколько минут назад, казалось ничтожно маленьким, ненужно пустячным, мелким по сравнению с тем, что приближалось оттуда и что сознавал, чувствовал сейчас Новиков.
— Товарищ капитан, чеха ранило. В пехоту шел с термосом! Вон смотрите, в грудь его снайпер саданул!
— Где он?
— На огневой.
— Пошли.
Возле орудия сидел молоденький чех в новом, вроде еще хрустящем от свежести обмундировании, влажные, испуганные глаза старались улыбнуться Новикову, белый пушок на верхней пухлой губе в капельках пота; юношески худые пальцы сведены на груди. Рядом у ног стоял термос. Ремешков, присев подле на корточках, разрывал индивидуальный пакет, жалостливо вглядывался в ребячье лицо чеха, вздыхая по-бабьи, спрашивал скороговоркой:
— Куда ж это тебя, куда? Эх, милый человек, неосторожно ты, они туточки всё пристреляли. В пехоту шел, землячок, к своим? Понимаешь, понимаешь по-русски?
— Добрый ден… — прошептал чех и закивал быстро-быстро. — Рота… обед… Я — тр-р, катушка, связист… Шеста рота…
Он смущенно смотрел Ремешкову в лицо, взглядом умоляя понять его. Темное пятно расплывалось на гимнастерке, окрашивало молитвенно сложенные пальцы связиста.