Том 2

Новиков нетерпеливо нахмурился, глядя на карту. Он знал странность Гулько: чем сложнее складывалась обстановка, тем подчеркнуто болтливее и вроде бы придирчивее ко всему становился он перед тем, как отдать приказ. В самые опасные минуты боя его неизменно можно было видеть около стереотрубы, откуда он бесстрастно подавал команды, сморщив лицо застывшей гримасой неудовольствия, зажав вечную сигарету в зубах. В период обороны шлепал по блиндажу в мягких комнатных тапочках, постоянно лежал на нарах, читал затрепанный томик Гете, с недоверчивым видом и, словно подчеркивая эту недоверчивость, шевелил пальцами в носках. Было похоже: хотел он жить по-холостяцки удобно, скептически презирая строевую подтянутость, однако большой вольности подчиненным офицерам не давал и притом слыл за домашнего, штатского человека. Новиков же считал его чудаком, не живущим реальностью, и был с ним чрезмерно сух.

— Слушаю вас, товарищ майор, — сказал Новиков официальным тоном.

— М-да… Дело вот какого рода. — Гулько прикурил от сигареты сигарету, длинно выпустил струю дыма через нос и ядовито покривился. — Фу, пакость! Солома, а не табак! — И концом сигареты обвел круг на карте, заключая в него Касно. — Смотрите сюда, капитан. Мы прижали немцев к границе Чехословакии. Немцы вовсю жмут на город с запада, основательно жмут. Хотят вернуть Касно. А почему? Понятно. По горам с танками не пройдешь, естественно. А город — узел дорог. Обратите особое внимание, Новиков, вот на это шоссе, вдоль озера… Вся петрушка здесь. Это дорога в город Ривны. Вот он, километрах в двадцати на север от Касно. Знаете, что здесь происходит? Соседние дивизии замкнули под Ривнами немецкую группировку. Очень сильную… Много танков и прочая петрушка. Уразумели? Они рвутся из котла на единственную годную для танков дорогу, которая проходит через ущелье и Касно в Чехословакию. А там, надо сказать, события грандиозные. Словаки начали восстание против правительства Тисо. — Майор Гулько в раздумье поглядел на часы, положив волосатую руку на карту. — Два дня город Марице блокирован словацкими партизанами. Надо полагать, немецкая группировка под Ривнами стремится прорваться через Касно на Марице и вместе с немецким гарнизоном подавить восстание. Уразумели? Поэтому немцы и стали жать с запада — захватить Касно, узел дорог, помочь прорваться северной группировке. Такова обстановочка. Таковы делишки. — Гулько затянулся сигаретой. — Вообще, не кажется ли вам, Новиков, что великие дни начинаются? Освобождена Болгария, Румыния, бои в Югославии, в Венгрии… Слышите музыку с запада? Мм?..

Майор Гулько невозмутимо посмотрел на дрожащие от разрывов накаты. От глухих ударов сыпалась со стуком земля на стол, звенело стекло лампы, непрерывные сильные токи проходили по земле. И Новикову почему-то хотелось сейчас придержать лампу — жалобное дребезжание раздражало его..

Младший лейтенант Алешин, напряженно и серьезно глядевший на карту, снова заулыбался, встал и начал счищать пыль с козырька фуражки, вытирать шею, весело встряхнулся, притопывая сапогами.

— Ну вот, — сказал он, — за шиворот насыпалось! Просто чудесная баня.

Никто не ответил ему. Гулько пососал сигарету, досадливо сплюнул табак, ворчливым голосом продолжал:

— Сегодня ночью вы, Новиков, снимаете свои орудия со старой позиции и ставите их на прямую наводку вот здесь. На живописном берегу озера. Направление стрельбы — ущелье, шоссе, Ривны. Соседи у вас: танки пятого корпуса — справа. Плюс иптаповский полк и гаубичные батареи. Слева — чехословаки генерала Сво́боды. Воюют вместе с нами. Младший лейтенант Алешин уже видел позицию. Вот, собственно, и все. Младший лейтенант Алешин! — слегка поднял голос Гулько. — Покажите своему комбату местостояние батареи.

— Слушаюсь! — живо ответил Алешин.

— Пе-етин! Горячей воды, бриться! — крикнул Гулько, густо выпустив через ноздри дым, лениво договорил: — Я буду на местности через полтора часа. Кстати, наши саперы минируют подступы к высоте. Соблюдайте осторожность!

«Черт его возьми со всей этой чистоплотностью, — подумал Новиков, подымаясь, оглядывая прибранную землянку со слабым запахом одеколона и водки, с круглым туалетным немецким зеркальцем на столике, на котором сверкал никелем трофейный прибор, забитый ножичками и щеточками для чистки ногтей и расчесывания волос. —Устроился, как дома!» И, не скрывая презрения к этой женственно опрятной обстановке, к этой потуге удобности быта, от которой как бы веяло прежними холостяцкими привычками майора, Новиков спросил все так же официально:

— Разрешите идти?

И первый вышел из землянки в траншею.

Горьковато-сырой, пропитанный гарью ветер гулко рвал звуки выстрелов, дробь пулеметов, дальнее и тупое уханье тяжелых мин, комкал все это над траншеей и нес гигантское неумолкающее эхо. Красный туман мрачно клубился над берегом, лица солдат в траншее казались сизо-лиловыми. Пулеметы длинно стреляли за озеро, в пролеты меж ярко горящих домов, где были немцы, и Новиков сверху видел это бесконечно вытянутое озеро, налитое огнем пожаров.