Послушай, вот мой рог. Что б ни предстало нам,
Когда б ты ни решил, в каком бы ни был месте,
Раз день уже настал для этой страшной мести,
Для гибели моей — труби в мой рог тотчас.
Я твой.
Дай руку мне.
Все слышали вы нас!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ГРОБНИЦА
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Здесь!
Лиги сборища проходят в этом месте!
Здесь всех их в кулаке держать я буду вместе.
Что ж, трирский выборщик, в пещере столь глухой
Ты место лиге дал? Удачен выбор твой!
Всем гнусным замыслам нужны свои подвалы;
Над плитами всегда легко точить кинжалы.
Большая ждет игра. В ней ставка — жизнь моя.[21]
Убийцы! Чья возьмет — еще не знаю я.
Для дела гнусного под кровом черной ночи
Прекрасно выбран склеп. Вам — к смерти путь короче.
Далеко ли идет подземный этот ход?
До самой крепости.
Нам, кажется, везет.
С другой же стороны примкнул он к церкви старой, —
Зовется Альтенгейм.
Рудольф убил Лотара
В том месте... Лиги цель должна мне быть ясна.
Какие у тебя есть в списке имена?
Есть Гота.
Знаю я, о чем он так хлопочет:
Он императором германца видеть хочет.
И Гогенбург.
А он — клянусь своей душой! —
С Франциском хочет ад, отвергнув рай со мной!
Дон Хиль Тельес Хирон.
Кастилия и Дева!..
Изменник! Моего не избежит он гнева!
Есть слух, что у жены застал вас как-то он
В тот день, когда он сам испанский стал барон.
Чтоб отомстить за честь, собрал он всю отвагу.
И на Испанию не медля поднял шпагу...
Кто в списке есть еще?
С другими занесен
Епископ Васкес. Там один из первых он.
Что ж, тоже за жену он захотел отмщенья?
Есть Лара, дон Гусман; он жаждал награжденья —
Был вами обойден.
Цепь знака моего
На горло хочет он? Дадим ему его.
Есть герцог Люцельбург. Он грезит дни и ночи...
Его столь длинный рост мы сделаем короче.
Есть Аро — хочет он Асторгу.
Сто чертей!
Все Аро делались добычей палачей!
Все.
Тут недостает... Граф, перечти скорее,
Ты семь голов назвал. Мой счет куда полнее.
Я только купленных бандитов не назвал
Из Трира, Франции...
Бродяги, чей кинжал,
Готовый засверкать столь мстительно и колко,
Влечется к золоту, как к полюсу иголка!
Но двое новых есть; отвага в них видна
И дерзость: молодой и старый.
Имена?
А возраст?
Двадцать лет тому, кто юн.
О боже!
А старцу — шестьдесят.
Один еще не дожил,
Другой свой прожил век. Ну что же? Я хочу
Помочь обязанность исполнить палачу.
Изменников щадить не хочет меч мой правый:
Всегда на смену он придет секире ржавой.
Он императорский мой пурпур отсечет,
Чтоб пышной мантией украсить эшафот.
Но буду ль избран я?
Совет свое сужденье
Выносит в этот час.
Я полн недоуменья.
Франциск ли, Фридрих ли Саксонский, что лукав
И прозван Мудрецом? Пожалуй, Лютер прав:
Все к худшему идет. О делатели славы!
Лишь злата доводы ваш любит род лукавый!
Саксонец — еретик, граф Палатинский глуп,
А примас[22] Трира зол и на разврат не скуп.
Богемец — за меня и гессенские принцы;
Но все они малы, как земли их провинций.
О, молодых глупцов и старцев злых совет!
Короны? Много их. Но головы? Их нет.
Пигмеи! Ваш совет, где мудрость вся иссякла,
Я мог бы завязать в свой львиный плащ Геракла!
А если пурпур снять, то в каждом короле
Не больше разума, чем в жалком Трибуле.[23]
Три голоса нужны мне, друг мой! Как приманку,
Я отдал бы свой Гент, Толедо, Саламанку
За три их голоса. Ты видишь, друг, готов
Я ради этих трех, мне нужных, голосов
Дать часть из Фландрии, одну из двух Кастилий, —
Но только чтоб назад мы их потом отбили!
Как! Шляпу ты надел?