Том 2. Фантастические поэмы и сказки

Может,
             утро проворонишь,
минет час
              восьмой,
и на лапки,
                  как звереныш,
стал
      будильник мой.
Грудь часов
                  пружинка давит,
ход колесный тих.
Сердце
             Рики-Тики-Тави
у часов моих.
На исходе
               сна и ночи
к утру и концу
с дорогой,
                  пахучей ношей
Сеня мчит к отцу.
С синим звоном
                      склянок дивных,
обгоняя тень,
но уже
          поет будильник,
бьет будильник день.
Но сквозь пальцы
                           льется кальций,
льется, льется йод,
а будильник: —
                       Просыпайся!
Сеня!
            День! —
                             поет.
Пронести б
                   коробки к дому!
(Льется йод из дыр.)
А будильник
                      бьется громом,
дробью, дрожью —
                               ддрррр!

Вот и завтра,

                      вот и завтра,
Сеня,
            вот и явь!
Вот и чайник
                  паром задран,
медью засияв.
Вот у примуса
                  мамаша,
снегом
          двор одет,
и яичницы
               ромашка
на сковороде.
И звенит,
            звенит будильник,
и мяучит кот:
— Ты сегодня
                      именинник,
Двадцать Первый Год! —
Видит Сеня —
                  та же сырость
в комнатной тиши,
видит Сеня:
                — Я же вырос,
я же стал большим.
Все на том же,
                        том же месте,
только я
              не тот,
стукнул мой
                     красноармейский
Двадцать Первый Год. —
Сказка ложь,
                      и ночь туманна,
ясен
          ствол ружья…
— Ну, пора!
                      В дорогу, мама,
сына снаряжай!
Поцелуй
             бойца Семена
в моложавый ус,
положи
           в кошель ременный
хлеба
          теплый кус.
В хлопьях,
               в светлом снежном блеске —
ухожу в поход,
в молодой,
                 красноармейский
Двадцать Первый Год!

ЗОЛУШКА (1934)

Глава первая