Том 2 Иван Иванович

— Не смейтесь, — попросила Варвара. — Если вам смешно, то мне… мне совсем не смешно. Это очень серьезное дело, — быстро добавила она, сломив мимоходом ветку кедрового стланика и кусая острыми зубами молодой побег, пахнущий хвоей и смолкой.

— Ты словно коза: нет того куста, с которого не попробуешь сорвать что-нибудь. Варя по пути обгрызает каждое дерево, — шутливо сказал он Ольге, легко шагавшей по другую сторону. — То траву жует, то березку обсасывает.

Варвара смутилась.

— Ешьте все, как я, и у вас не будет цинги.

— Не будет цинги? — Иван Иванович подхватил брошенную ею ветку. — Вот сила жизни! — сказал он, глядя, как выпрямлялась смятая им хвоя. — Здесь нет ни сосен, ни елей, а кедр прижился, выродившись в кустарник. Почему я не обращал на него внимания до сих пор? Да-да-да! Ты посмотри, Оля, до чего он красив! А растет и на голых каменистых вершинах гор, и по берегам рек. Лепится всюду! — Иван Иванович тоже покусал и пожевал смолистый побег. — Ты знаешь, у него и вкус приятный. Попробуй!

— Я не Варвара, — возразила Ольга холодно.

— Эти мохнатые кусты похожи на раскиданные шубы. Ей-богу! — не замечая ее отчужденности, с увлечением говорил Иван Иванович. Утверждают, будто припарки из стланика полезны при ревматизме и цинге. А его тут так много! Почему он растет именно в цинготных местностях?

Ольга знала способность мужа увлекаться попутными делами и его редкостную настойчивость.

— Попробуй разгадай эту загадку.

— Постараюсь! Этот кедр перехитрил даже суровый климат. Зимой, при морозе в шестьдесят градусов, дремлет себе под снегом живой, зеленый.

— Впереди площадка! — перебила мужа Ольга. — Ну, скорее! Мы первые будем там.

— Нет, первая буду я! — крикнула Варвара.

— И мы! — ответил Иван Иванович, подхватывая Ольгу под локоть.

Почти одновременно они трое выскочили на ровное, как стол, плоскогорье, будто нарочно покрытое слоем мелкого щебня. Над щебнем, подернутым ржавой зеленью лишайников, диковинно разрослись громадные кусты кедрового стланика.

— Сколько орехов будет здесь осенью! — сказала Варя.

— Эти кусты… нет, всю площадку перенести бы на прииск! Вот был бы сад! — размечталась Ольга. — Как хорошо гулять между такими кустами — просто южное что-то!

— Здесь мы устроим привал! — скомандовала Пава Романовна, глубоко дыша полуоткрытым ртом.

Она вся разрумянилась, но шла легко, покачивая располневшим станом.

— Прелесть, до чего хорошо! — Она перевела дыхание, смахнула пот с лица маленькой, мягкой ручкой. — Эта тренировка — ходить пешком — очень полезна… В моем положении особенно.

Иван Иванович мельком оглянул приисковую львицу. Цветущий вид здоровой будущей матери был симпатичен ему, но, вспомнив о ее ветрености, он подумал: «В работу бы тебя, а то жиры кипят!»

— Правда, хорошо! — восклицала Пава Романовна, пока остальные устраивали место для привала.

— Что делает ваш муж? — обратилась она к Ольге, посмотрев на Ивана Ивановича, который срезал перочинным ножом молодые побеги стланика.

— Он решил использовать хвою для лечения больных.

38

— Работаете? — спросил Тавров.

— Да. Очень много вижу каждый день, а потом мучаюсь у письменного стола. Так неспокойно: пишу, а не нравится, не нравится, а пишу! Хочется найти какие-то новые слова… Горит на душе, да выразить не умею. — Ольга задумалась на минуту. — Кажется, теперь все-таки лучше получается: начинаю находить опорные точки, меньше растекаюсь по пустякам. Трудно, но и радостно.

Тавров смотрел на нее с любовным сочувствием, счастливый тем, что смог подсказать ей занятие, которым она заинтересовалась по-настоящему.

— Вы только послушайте! Какие замечательные стихи! — громко говорил Игорь Коробицын.

Девушка моего наречия,
по-весеннему тиха и смугла,
приходила ко мне под вечер
быть любимой, и не могла…
…И глаза ее темные, темные
тихой грустью цвели, цвели…

— Она похожа на Варвару! Варя, вы девушка моего наречия…

— Ничего подобного! — категорически запротестовала Пава Романовна. — Варя — комок энергии, и цвет лица у нее — дай боже! А та, которая приходила к вам, такая постная. Не мудрено, что она не могла быть любимой.

Раздался общий смех.

Они снова шли по узкой стежке, пробитой копытцами коз и горных баранов, утоптанной лапами медведей. Тропинка тянулась по самому гребню хребта, то острому, то сглаженному в седловинах, заросших мхами. Легко и весело было идти по ней. Все оживленно перекликались, опьяненные солнцем, светом, воздухом, далеко раскрытыми просторами; съезжали, сидя, в распадки по упруго скользкому пышному дерновнику белого мха — ягеля; пели, швыряли вниз теплые камни. Только Гусев, неожиданно очутившийся в компании, вел себя, как обычно, сдержанно. Мальчишеские выходки взрослых людей явно смущали его, и он с подчеркнуто озабоченным видом поправлял без надобности свой аккуратный костюм.

— Зачем он пошел?! — сказала Варвара Ольге, пожимая тонкими плечиками. — Сидел бы лучше дома и играл в преферанс! Тащится, будто черная тень!