Читаем Том 2. Лорд Тилбери и другие полностью

Приближение сестры он заметил не сразу, ибо взгляд его был прикован к Уолсингфорд Холлу. В отличие от Джо, который смотрел на это причудливое сооружение словно на храм, и Адриана Пика, глядевшего на него как на Монетный двор, он разглядывал усадьбу взглядом генерала, которому предстоит взять осажденную крепость.

Внимание его отвлекло тявканье Джеймса и Джона, которые прежде не видели, чтобы человек сидел на крыше, и заподозрили заговор большевиков.

— Привет, сестра! — обрадовался Булпит и, осторожно спустившись на луг, ласково ее обнял. Успокоенные спаниели пошли обнюхивать кротовые кочки. — Молодец, что пришла проведать. Я уж подумал, не обиделась ли.

Леди Эббот высвободилась не то чтобы сердито — не в ее натуре было сердиться, — но с некоторой суровостью. Планам брата она никак не сочувствовала. Перед глазами ее всплывали картинки — вот Бак, хмурясь и грызя трубку, мечется по террасе, словно вспыльчивый тигр, у которого тащат детеныша.

— Сэм, я хочу с тобой поговорить.

Булпит насторожился.

— Да?

— Ты должен отступиться.

Булпит покачал головой. Этого он и опасался.

— Ну, что ты! Никак нельзя. Это дело чести, профессиональная гордость, как у конной полиции.

Четверть века назад, владея дерзким жаргоном гримерных, Алиса нашлась бы, как отметелить эту честь, но жены баронетов считаются с надменно вскинутыми бровями, и она растеряла былой задор, а сейчас — просто охнула.

— Женщинам такого не понять, — упорствовал Булпит.

— Я одно понимаю, у тебя хватает нахальства приставать к людям в доме родной сестры!

— Для настоящего клейщика никаких сестер нету, — афористично заметил он.

— Значит, не отступишься?

— Нет. Для тебя я готов на что угодно. Почти. А тут — не могу.

Леди Эббот вздохнула. Сэм и раньше, в детстве, был упрямый, как мул. Она поняла, что никакие слова не смягчат его, и с обычным своим благодушием бросила споры.

— Ну, как хочешь.

— Само собой. Это кто, спаниели?

Леди Эббот признала, что Джеймс и Джон принадлежат к упомянутой породе, и ненадолго воцарилось молчание. Точно сговорившись, брат и сестра присели на ковер из лютиков и маргариток. Брат сентиментально глядел на речку, идиллический пейзаж согревал ему душу. Что-то навевало воспоминания о Лонг-Айленде, где он как-то зацапал миллионера. Он поделился воспоминаниями с сестрой.

— Вот такой же в точности денек был, голубое небо, птички щебечут-заливаются. Он за мной потом полпути гнался, с вилами, что ли, я уж не стал останавливаться.

— Значит, на судебного исполнителя можно и нападать? — заинтересовалась леди Эббот.

— Что ты, нельзя! Но, бывает, бывает.

— Ты бы поосторожнее…

— То есть как?

— Да знаешь, у нас гостит брат этого Ванрингэма.

— Ну и что?

— Да ничего. Только он рассказывал Баку, что был когда-то боксером.

— Где это он был боксером?

— На Океанском побережье, несколько лет назад.

— Сроду про такого не слыхивал. Небось из этих, которых выпускают для разогрева. Знаешь, — продолжал Булпит, — однажды я влепил иск самому Келли, чемпиону в среднем весе — и где? У него в собственном доме. Сидит, ужинает со своим братом Майком, тот был борец, с кузнецом Сирилом, тоже из цирка, и сестрицей Женевьевой, эта исполняла в мюзик-холле силовой номер. Ванрингэм? Тьфу! Сосунок!

— Какая у тебя жизнь! — невольно восхитилась леди Эббот. — Всякого навидался!

— Да, случалась. Вот, помню, вклеивал иск заклинателю змей. Шестнадцать змеюк, одна другой больше. Всех на меня, натравил.

— А когда ты пошел по этой части?

— Лет через девять-десять после нашей с тобой последней встречи.

— А платят как?

— Средне. Главное тут не деньги. Главное — азарт!

— Вроде охоты у Бака?

— Вот, вот. Они-то думают, что тебя обставили, — ан нет, пожалте иск!

— Не пойму только, как ты вклеишь этот иск Табби Ванрингэму?

— Уж как-нибудь да изловчусь.

— Бакенбарды не нацепляй. Твою физиономию не замаскируешь.

Булпит усмехнулся самой идее — ну кто прибегает к такой банальщине!

— А ступишь ногой на нашу землю, Бак тебя по террасе размажет.

Тут Булпит немного озаботился.

— Ты уж постарайся, внуши милорду, я против него ничего не имею.

— А он — имеет.

— Я редко кому нравлюсь! — вздохнул Булпит. — В нашей профессии всегда так…

Леди Эббот поднялась и указала пальцем на холм.

— Хорошее у тебя зрение, Сэм?

— Ничего, бывает хуже.

— А видишь тот большой кедр? Вон, дальше, за холмом.

— Да, вижу. Я его заметил, еще когда у вас был.

— Так вот, Табби сидит под этим деревом с интересной книгой. Ему приказано не двигаться с места. Как ты мечтаешь до него добраться — выше моего понимания.

— Ловкость рук.

— Ну, прямо!

— Да, да.

В глазах леди Эббот засветилось невольное уважение. Наполеоновский тип мужчин всегда вызывает уважение у женщин.

— А тебе доводилось проигрывать?

— Только один раз, — со скромной гордостью отвечал Булпит. — В последней моей работе. Был такой Элмер Загорин, король ночных клубов. Владел, понимаешь, сетью клубов во всех больших городах. Миллионер, а отказался заплатить сорок долларов за восстановитель волос. Говорит, волосы у него так и не восстановились. У-ух, и погонялся же я за ним! Прочесывал, как говорится, страну. Но он меня все-таки обставил.

Перейти на страницу:

Все книги серии П. Г. Вудхауз. Собрание сочинений (Остожье)

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное