Том 2. Лошадь Паллада

Не уставали танцевать,
Ступать, и звать не уставали,
И стали паром застывать
Зеркальные стенные дали.

И медленней стремили свет
Шары отвесные танцорам,
И я, скучающий поэт,
Соскучился над разговором.

Провел. Угрюмо проследил,
Как горло нежное глотало,
И глаз, сощурясь, тоже пил,
И сквозь стекло губа не ала.

За локоть взяв, повел еще,
Сам щурясь и остерегаясь –
И била в щеки горячо
Воздушная теплицы завязь.

А на крыльце отважный мрак
Свободной встречей устремился,
Серебряный слепленья знак,
Автомобиля – задымился.

Щек голубеющая смерть
И явная в глазах истома,
Мне были, нежная, поверь
Заветней дорогого тома

Учителя моих стихов,
Чей светлый голос зависть губит…
Была пора для петухов,
Но город петухов не любит.

И мы пошли одни и прочь
От музыки и мотокаров.
Раскинутая в звездах ночь
Зашлась в бензиновых угарах.

Луне холодный туалет
Свечей нас отразил на синем,
И серый с бахромою плед,
Свечу с размаху погасил он.

Твоя прохлада в темноте,
Она так жадно в пульсах билась,
И, устремляясь к наготе,
Ты надо мною наклонилась.

Часть III

И день позвал. И день прошел.
Насытили иные встречи,
А память осязанья шелк
Напомнила мне в поздний вечер.

И белая моя душа
Сквозь дрему встала, беспокоясь,
Расправила свой синий шарф,
Концами спущенный за пояс.

А я, очнувшись, закурил.
Еще задумался над дымом –
И вспомнил прорези перил
И свет, что сделал нас седыми…

Но не было во мне тоски,
Оставленной на туалете.
(Что впалые твои виски
При зябком серебре рассвета.).

И не было нисколько жаль
Покинутой, продажно нежной,
И в клетку серенькая шаль
Казалась старой и небрежной.

Часть IV