Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

Эрос, Бог всепобеждающий,
Бог любви, ты над великими
Торжествуешь, а потом,
Убаюканный, покоишься
На ланитах девы дремлющей,
Пролетаешь чрез моря,
Входишь в хижину убогую.
Ни единый в смертном племени,
Ни единый из богов,
Смерти чуждых, не спасается,
Но страдают и безумствуют,
Побежденные тобой.
Ты влечешь сердца к преступному
И к неправедному, праведных,
Вносишь в мирную семью
Ты губительную ненависть,
И единый взор сияющий
Меж опущенных ресниц,
Юной девы, полный негою,
Торжествует над законами
Вековечными богов,—
Потому что все живущее,
Афродита вечно юная,
Побеждаешь ты, смеясь!
Ныне и мы, старики,
Царскую волю нарушили,
Слез удержать не могли.
Смотрим и плачем от жалости:
Видим: невеста не к брачному —
К смертному ложу грядет.

АНТИГОНА

Видите, граждане: ныне последний
Путь совершаю, смотрю на последний
Солнца вечернего свет.
Света мне больше не видеть вовеки:
К чуждым брегам Ахерона, в могильный,
Всех усыпляющий мрак
Смерть уведет меня полную жизни,
Смерть приготовит мне брачное ложе.
Свадебный гимн пропоет.

Бианка-Мария тяжело дыша, прерывает чтение. Книга дрожит у нее в руках.

Анна. Вы устали читать, Бианка-Мария?

Бианка-Мария. Немного, пожалуй… К концу этой весны становится уж так жарко, что устаешь и задыхаешься, как в середине лета… Вы, Анна, этого не чувствуете?

Закрывает книгу.

Анна. Вы закрыли книгу?

Бианка-Мария. Да, закрыла.

Молчание.

Анна. А в комнате очень светло?

Бианка-Мария. Да, очень.

Анна. И терраса уже на солнце?

Бианка-Мария. Солнечные лучи падают уже на колонну, скоро коснутся и вашей головы.

Анна(поднимая руку, прикасаясь к колонне). Смотрите, я уже чувствую солнце. Какой теплый камень! Мне кажется, что я дотрагиваюсь до чего-то живого… Вы на солнце, Бианка? Прежде, когда я поднимала ресницы и устремляла навстречу солнечным лучам свои мертвые глаза, я видела какой-то красный пар, едва заметный, а то иногда я видела сверкание каких-то искр, похожих на те, которые высекают из твердого кремня, сверкание каких-то печальных искр… Теперь уже ничего, кромешная тьма.

Бианка-Мария. Ваши глаза всегда прекрасны и чисты, Анна, а по утрам они полны свежести, словно сон был для них росой.

Анна(закрывает глаза руками, опираясь локтями о колени). Ах, пробуждение каждого утра — какой ужас! Почти каждую ночь мне снится, что зрение чудом вернулось ко мне… А просыпаешься всегда в темноте, всегда во мраке… Если бы я поделилась с вами самой тяжелой из своих печалей, Бианка! Я помню почти все вещи, которые я видела в дни света: я припоминаю очертания их, краски, малейшие их детали, и образы их воскресают для меня в темноте, как только я коснусь их руками. А о себе самой я сохранила одно смутное воспоминание, как об умершей. Ужасная тень упала на мой образ, время заволокло его, как заволакивает оно в нас очертания тех, кого уже не стало. Мой образ исчез для меня, как образы дорогих мне умерших… Всякое усилие тщетно. Если, в конце концов, и удается вызвать в воображении какое-нибудь видение, то я отлично знаю, что оно — не мой образ. Ах, какое мучение! Скажи ты, няня, сколько раз я просила тебя подвести меня к зеркалу. Там, лицом к лицу со стеклом, я силилась припомнить себя, охваченная — я не знаю каким безумным ожиданием… А сколько раз я сжимаю свое лицо, чтобы уловить его черты при помощи своих рук! Ах, как часто мне чудится, что и вправду на моих руках запечатлелась моя настоящая маска, как те гипсовые маски, которые снимают с трупов, но это какая-то мертвая маска.

Она медленно открывает лицо и протягивает свои ладони.

Вы можете понять всю жестокость этой скорби?

Бианка-Мария. Как вы прекрасны, Анна!