Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

Якобелла. Пантэа назначила награду тому, кто придумает для нее новую прическу. Ей надоели прежние. В них подражала она самому изысканному и прекрасному в природе, — и кельям пчел, и рогам барашка и морским волнам. Я обо всем проведала, пошла к одной из ее служанок и стала хвалиться своим искусством. Меня допустили на корабль. Нерисса ждала меня в челноке. Когда я входила на Буцентавр, то дрожала как лист.

Градэнига. А он — был там? Ты его видела?

Якобелла. Он был там. Он вдыхал в себя аромат из флаконов, словно чтобы опьянеть. Когда он меня заметил, Пантэа сказала ему, не то шутя, не то сердясь: «Вот еще одна, у которой только две руки! Ах, дай мне для моей прически служанку с сотней пальцев, тонких и искусных!» Я дрожала. Он пристально смотрел на меня.

Градэнига. А его лицо?

Якобелла. О, очень красиво!

Градэнига откидывает голову назад, словно пораженная в сердце. Ее рука протягивается к служанкам за убийственным оружием. Лукреция подает ей одну из своих булавок. Догаресса прокалывает восковую фигуру, покрытую остриями.

Градэнига. Я тебя спрашиваю, было ли его лицо ясно, беззаботно?

Якобелла. Между его бровей как будто легла темная мысль. Глаза горели и были немного сердиты.

Градэнига. А говорил он?

Якобелла. Нет, не говорил. Он казался задумчивым. Он отвернулся от меня, вынул кинжал из ножен и окунул его в флакон, чтобы надушить или отравить, — не знаю. Я дрожала, распуская тяжелые косы. «Что ж ты делаешь? Что ты делаешь?» — спрашивала меня Пантеа из-под своих распущенных волос; и в ее голосе кипел гнев. Тогда внезапно во мне явилась смелость. В одно мгновение я ловко отрезала прядь, спрятала ее… А потом я думала только о побеге. Руки стали совсем безжизненны. А ее гнев обрушился на меня, ужасный! Меня гнали, преследовали, били; служанка с Кипра хотела меня убить ударом башмаков. Один славянин травил на меня собак.

Нерисса(в слезах). Ах, светлейшая! Я не знаю, как удалось ей спастись? Все ее тело покрыто ранами, на руках, на плечах, на груди…

Градэнига(к Нериссе). Уведи ее. Прикажи перевязать ей раны. Спроси у Пентэллы бальзам… Пентэлла! Пентэлла!

Пентэлла(с вершины лестницы). Огонь все ближе. Огонь подвигается по реке… Лодки окружают его, теснятся вокруг, без числа… Сильные крики!

Орсэола. Буцентавр куртизанки должен проплыть мимо сада вместе со всеми лодками.

Катарина. Всю ночь она будет плавать по Бренте, а на заре войдет в Венецию, со стороны Джудекки.

Лукреция. А потом, на заре, она будет купаться в росе, как делала Догаресса Теодора Сэльво, гречанка, дочь императора Константина.

Орсэола. Говорят, каждое утро она берет ванну из росы, которую для нее собирают в полях и садах, как для Догарессы Теодоры.

Якобелла. У нее больше тысячи флаконов и сосудов со всевозможными благовониями. На ее Буцентавре — целый бассейн благовоний. У нее есть женщина, по имени Моргантина, которая лучше всех на свете знает тайны красоты и способы, как составлять мази и порошки для ее сохранения.

В то время как женщины болтают, окружая Догарессу, она прокалывает восковую фигуру булавками, которые вынимает из их волос; они подают их во время своих рассказов, и булавки по временам блестят в последних лучах вечернего света. Колдунья, стоя между пьедесталом Венеры и жаровней, продолжает читать книгу Майоркского короля. Порою с реки доносится как бы шум отдаленного сражения. Облака почти угасают.

Орсэола. Вы слышите шум?

Лукреция. Какие страшные крики! Страшные крики!

Орсэола. Когда Пантэа показалась на носу корабля, все обезумели от любви.

Якобелла. У нее двойной взгляд. Разный взгляд ее глаз смущает сердца тех, кто на нее смотрит.

Лукреция. Слушайте! Слушайте! Это скорей похоже на шум битвы, чем торжества.

Катарина. Куртизанка хочет превзойти своим блеском Догаресс. Она хочет затмить память Морозины Морозини, Дзилии и Приули и нашей светлейшей Градэнига.

Якобелла. Тысячи гирлянд из мирт, лавров и кипарисов бросили в реку для того, чтобы течение донесло их до Джудекки и до Святого Марка. Точно посланцы в Венецию…

Орсэола. О, Господи! Пусть погребальные кипарисы придут раньше всех!