— О, Боже, очень большая разница!
Я должен был сразу понять, что его мощный ум не упустит суть сказанного.
Он вскочил со стула и снова осмотрел спираль, повозился с карандашом, то и дело толкая его в черную завесу. Затем он решил затолкать карандаш до конца. До черной завесы карандаш существовал наглядно, грубо, зримо, как продукт машинной технологии. В черном пламени он исчезал мгновенно. Том затолкал его целиком.
И, очевидно, прихватил пальцы, потому что карандаш исчез полностью.
Том отскочил, словно в него выстрелили.
— Ты видел это? — прошептал он.
— Видел, — кивнул я. — Ты бросил мой карандаш. Теперь ты мне должен два раза по десять центов.
— Ничего я не бросил! Карандаш выдернули у меня из пальцев. Что-то схватило его и резко дернуло!
Значит, это и в самом деле дыра. И у нее два конца. Один конец был здесь, в лаборатории Тома. Можно только гадать, где был другой. Что мы и делали какое-то время.
Я взял пробирку и сунул ее в завесу. Пробирку выдернули у меня из пальцев.
— Том, — сказал я, стараясь, чтобы голос мой не дрожал, — с той стороны есть что-то живое. То, что мы толкаем в завесу, не исчезает, а проходит сквозь нее куда-то, где их что-то хватает.
— К такому же выводу пришел и я, — с умным видом ответил он, суя в завесу медный стержень.
Я сам испугался своих выводов, когда мне в голову пришла следующая мысль. Если мы толкали свои предметы куда-то, то, вероятно, тамошние обитатели могли протолкнуть свои предметы к нам. Например, бомбу.
Еще не додумав эту мысль, я принялся действовать. Протянув руку, я щелкнул выключателем, подающим ток в генератор. Черная завеса мгновенно исчезла. Том, с глупым выражением лица, держал в руке медный стержень, конец которого был аккуратно отрезан.
Он тупо глядел на этот конец.
— Чистый разрез, — пробормотал он, подавая стержень мне.
На конце стержня не было ни малейших признаков плавления или распила, не было даже царапинки. Место разреза сияло, как новенький пенс.
— Зачем ты выключил генератор? — спросил Том.
— Испугался, — ответил я. — Что-то могло проникнуть через эту дыру и сожрать нас живьем. И я все еще боюсь, если тебя не коробит мое признание. — Я налил себе в стакан.
— Я тоже боюсь, — сказал Том, отбирая у меня бутылку.
— А какого же черта мы вообще боимся? — спросил я.
— Ты боишься, потому что не знаешь, что происходит. Я же просто боюсь строить эти предположения. Я ведь могу и угадать, и тогда мой здравый рассудок может не выдержать.
Правильно говорится, что смелость — на дне бутылки. Я выпил свою порцию, налил Тому и заставил его выпить. Я не знал, есть ли на дне бутылки здравый рассудок, но сейчас мне показалось хорошим поводом узнать это.
Том сел и уткнул лицо в ладони.
— За этой завесой лежит другой мир, а может, другая Вселенная. До сих пор неоткрытая, — потому что математика, намекнувшего на ее существование, мы посчитали безумцем, — и, очевидно, эта Вселенная является смежной с той, в какой существуем мы. Это может быть дыра в пространстве, или во времени, или и там, и там одновременно. С другой стороны, дыра может выходить в туманное будущее или далекое прошлое, или на какой-то планете Сириуса, или в центре молекулы — у нас нет фактов, позволяющих понять, что происходит, когда объект проходит через дыру. Это может быть дыра в пространстве-времени, а может, вообще вне законов нашей Вселенной. Энергия, материя и все, что есть в нашем мире, может не существовать там. В том потустороннем мире может быть совершенно новый порядок вещей. Что же делать... что делать...
Он озадаченно замолчал. У меня было кое-что, что я хотел бы сказать, но единственный раз в жизни я промолчал.
— Если мы объявим об открытии... — снова заговорил было Том, но тут же прервал себя. — Нет, мы не можем этого сделать. Наша цивилизация еще не в состоянии принять то, что лежит за завесой. Нет. Есть только одно, что мы можем сделать...
— Да, только одно, — перебил я его. — Бросить твои уравнения в огонь, разбить генератор и посвятить остаток жизни игре в гольф.
Он, казалось, даже не услышал меня.
— Я должен пройти туда. Да, я сделаю это. Я посмотрю, что там, с другой стороны.
Я рассмеялся. Это было самое неуместное, что я сделал когда-либо в жизни.
— Я уже представляю, как ты пытаешься пролезть в шестидюймовую спираль.
— Мы построим шестифутовую спираль.
— Том, не будь же таким проклятым идиотом! Ты понятия не имеешь, как подействует завеса на органический материал. Она может превратить твое тело в золу.
Он помолчал.
— Об этом я не подумал. В самоубийстве нет никакого смысла. Мы будем должны это проверить. Прости, я на минутку.
Он выскочил из лаборатории, и я услышал, как он возится в своей жилой комнате. Вернулся он с канарейкой. Осторожно, стараясь не поранить птичку, он привязал ее к медному стержню и включил генератор. Мгновенно возникла черная завеса. Не тратя ни секунды, он толкнул птичку в завесу и тут же выдернул ее. Она была жива.
— Вот видишь? — спросил он с таким видом, словно это было его достижение.
Я кивнул.
— Мы построим шестифутовую спираль.