И немедленно тепловые лучи и торпеды, которые продолжали посылать защитники, ударили по самим кораблям. А потом, очевидно, залп одного из крейсеров попал прямо в ведущий корабль сириан. Взрыв этого корабля уничтожил все живое на милю вокруг, но этот же взрыв разнес на куски и два остальных корабля захватчиков. Налетевшие бомбардировщики ту же завершили разгром...
Вероятно, никогда не станет известно, как именно Марк Уайтинг вывел из строя защитное поле сириан. Наверное, он использовал какое-то оружие, найденное в капсуле времени. Одно лишь бесспорно. Весь мир должен быть благодарен не только древней цивилизации, пославшей нам капсулы времени в качестве предупреждения, но и Марку Уайтингу, который, наряду с тысячами других защитников нашей страны, погиб в том финальном сражении на берегу Джерси, погиб в самый миг победы...»
Приемник захрипел, шипение заглушило голос диктора. Долгое время Сет с женой молчали.
Затем его жена заговорила:
— Какой он был из себя, Марк Уайтинг? Ты видел его, Сет?
— Да никакой он был, Мав. Просто невзрачный парень. В толпе он был бы совсем незаметный. Но был в нем что-то такое... Не знаю, что именно, но ты бы видела, как вились вокруг него генералы. Что-то было в его глазах, что-то, что сразу же показалось мне дьявольски отважным... Он не спрашивал «что» или «сколько». Он только распоряжался: «сделайте то» и «сделайте это». И, ей-Богу, он добился своей цели... — Сет вздохнул. — Несправедливо, что он умер. Он стоил миллион таких, как я. Но я вот живу, а его уже нет...
Сет Джонсон не знал, что Сеты Джонсоны всегда выживают там, где Марки Уайтинги погибают. Но, с другой стороны, когда-нибудь потом именно Сеты Джонсоны устанавливают статуи в память о них...
Сет долго смотрел на радиоприемник. Потом перевел взгляд на жену. Жена беззвучно плакала.
Но, в своем роде, он тоже был способен на героический поступок. Он погладил жену по плечу.
— Ну-ну, Мав, хватит реветь...
А когда жена не успокоилась, Сет прибег к чрезвычайной мере.
— Мав, если ты немедленно прекратишь рыдать, я обещаю тебе, что больше до конца жизни не сделаю ни глотка яблочной водки...
Вечный свет
ОН ЖИЛ в мансарде на Гринвич-Виллидж, но, возможно, что меня бы не встретила большая простота и достоинство, даже если бы он жил во дворце. Думаю, он даже не осознавал нищету своей среды, не видел грязные съемные квартиры и узкие улочки. Глаза его обозревали невидимые высоты, а сам он выглядел поднимающимся к грядущей славе.
Мы поговорили об этом, поскольку являлись старыми друзьями, но я заметил признаки измождения у него на лице и пригласил пообедать со мной. Когда он принял мое предложение, я был рад... рад возможности накормить его до отвалу, в чем он явно нуждался и чего получал не слишком-то часто, как и масса поэтов до него.
А Блейн Уэллмен был поэтом. Он должен был стать одним из великих поэтов Америки, однако, не стал. Каким-то образом, он никогда не мог собрать вместе слова, чтобы произвести на свет эпос, о каком мечтал.
Оглядываясь назад теперь, после страха и ужаса событий того вечера, когда я отправился обедать с Блейном Уэллменом, приятно было думать, что, даже если он больше никогда не станет портить пером бумагу, то все равно создаст величайшую эпопею в истории Америки.
Ел он экономно, несмотря на все мои уговоры, и, когда обед подошел к концу, у меня мелькнула было мысль совершить поход по злачным местечкам ночного города. Но такое мероприятие требовало денег и, хотя я мог легко оплатить все это, такая явная демонстрация моего процветания могла ранить Блейна. Без сомнения, пенсы казались ему такой же крупной суммой, как и доллары.
Я пошел с собой на компромисс и предложил прокатиться паромом до Статен-Айленда, где мы можем полюбоваться горизонтами Нью-Йорка, а поездка стоит лишь никель.