Том 2. Последний из удэге

Гладких и Сеня развели свой костер позади, на опушке. Они только-только сварили кашу и начали ужинать, когда со стороны барака к ним подошел партизан в мохнатой шапке и, заслонясь ладонью от света, доложил:

– К вам хунхузский начальник пройти хотит. Пустить?

Сеня и Гладких переглянулись.

– Что ж, идет пускай… – нерешительно сказал Сеня.

Но скуластое лицо Ли-фу с блестящими по лицу слезами уже появилось из-за спины партизана.

– Отдыхаете? – сказал хунхуз, улыбнувшись одним ртом, и опустился на корточки возле костра.

Он некоторое время сидел молча, делая вид, что не замечает неловкости неожиданного своего появления, подбирая с земли сучочки тонкими желтыми пальцами. Потом, один за другим побросав сучочки в огонь, он внимательно и жалобно посмотрел на Сеню.

– Не будете ли в наш барак зайти? – спросил он. – Мои командиры имеют с вами говорить. Э?..

Сеня в замешательстве провел рукой по редким кольцам своих волос и покосился на Гладких.

– Поговорить – так поговорить, – сказал командир, с сожалением взглянув на дымящуюся кашу.

Они миновали обе линии головных костров и вошли в барак вслед за Ли-фу. Посредине полутемного барака стояли приставленные в ряд один к другому низенькие столики с китайскими плоскими чашечками и остатками еды. Хунхузы, отужинав, сидели на корточках двумя рядами вдоль столиков, попыхивая трубками. Первым от входа справа сидел тучный Ка-се. У стены слева стояло двое китайцев: в руках у них горело смолье; было чадно. Свет и тени ползали по бревенчатым стенам и чередовались на лицах сидящих.

Вошедшим поставили два чурбанчика. Гладких, к которому вернулся обычный насмешливый вид, и Сеня, все еще не нащупавший, как ему нужно держаться, и беспокойно поглядывавший вокруг, сели поближе к выходу. Лифу, закурив трубку, опустился на корточки подле Ка-се.

– Вы много шли… вы устали, – затянувшись из трубки, сказал Ли-фу. – Мошка не даст вам на воле уснуть. Мы имеем уступить барак для вас и ваших командиров.

Он подсовывал им невыгодную позицию на ночь.

– Спасибо на хорошем слове, – сказал Гладких, – да уж не стоит, видать: мы люди привычные.

– Привычные, правда, – согласился Ли-фу. – Такие же, как мы, все равно, – добавил он, улыбнувшись одним ртом. – Все люди одинаковые, не правда ли? Мне говорили, по вашему учению нет ни благородных, ни низких – все равны.

Э?..

– Ну, это так, да не совсем, – неожиданно блеснув кремовыми зубами, сказал Сеня. – Где это вы так по-русски научились?

– Йе, не только по-русски! – многозначительно сказал Ли-фу. – Три европейских и японский языки известны мне… Я был переводчиком в штабе мукденских войск. Давно – в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году, если вам интересно знать. Тогда я не имел седых волос, шрама на подбородке. Я был в чести. Но служба в армии оказалась не по мне. Если случится вам побывать в провинции Хейлудзян, вы много о моих делах услышите… Конечно, купцы и цайдуны не скажут вам хороших слов о Ли-фу. Но каждый крестьянин скажет вам о моей справедливости. Матери учат своих детей молиться, чтобы бог послал мне удачи…

И Ли-фу, достав из кармана френча платочек, отер слезы, все время катившиеся по его щекам.

Он говорил с тем выражением загадочности, упора на какой-то иной, сокровенный смысл своих слов, выражением, за которым на самом деле ничего не крылось, но которое, он знал, должно возвышать его в глазах людей иного, чем он, образа жизни. Но Сеня все время чувствовал в словах и жестах хунхуза что-то натянутое, деланное и не придавал его словам никакого другого значения, кроме того, что хунхуз старается обмануть их.

– Нам смешно враждовать, – говорил Ли-фу, холодно истекая слезами. – Мы деремся за одно дело. К сожалению, не все ваши это понимают. На Сучане было несколько случаев нападения партизан на мои отряды. Это очень нехорошо. Это невыгодно вам. Это невыгодно мне. Если вы будете нападать на нас, у вас не будет обеспеченного тыла. Вы не сможете прятаться от врага в тайгу, – разве в тайге вы не встретите хунхуза за каждым деревом? Э?..

– Где ж нападали на тебя? – спросил Гладких.

– Один такой случай в Хмыловке имел место. Другой – возле Николаевки, корейской деревни…

– Может, то самочинно было? – спросил Сеня.

– Нет, мне известно, отряды рассылаются против нас по распоряжению вашего штаба.

– Нам не сообщали о том…

– Это не моя вина, – улыбнувшись одним ртом, сказал Ли-фу. – Вы скоро на Сучане будете. Скажите, я не хочу с вами враждовать. Нам нужен союз. Нам нужен договор. Вот какие пункты договора я буду предложить…

Он достал из бокового кармана сложенную в узкую полоску красную бумажку и протянул Сене. Гладких, расправив усы, склонился к Сене и сделал вид, что тоже читает (он был неграмотен). Десятки пар глаз смотрели на них из темноты барака.

На бумажке черной тушью было старательно выписано следующее: