Том 2. Проза

Значит ли это, что революций больше не будет и наступает эпоха циничного разочарования в возможности переустроить на разумных основаниях стадо двуногих эгоистов? Ответ, как ни странно, можно найти у того, кто по праву считается символом и воплощением той самой старомодной Революции с большой буквы «Р» — у Маркса. Определив революционную ситуацию как конфликт между силами производства и контролирующими их отношениями, он оставил нам в наследство еще одну, до конца и в полной мере не использованную возможность — осознанно направлять сами эти силы так, чтобы они формировали определенные отношения.

И тут на авансцену выходят те самые другие революции, о которых было сказано в самом начале. Управление и руководство ими превращается в истинный вызов, приняв который, мы претендуем на контроль над будущим. Кто и с какой целью освоит и применит возможности, которые в перспективе позволят нам изменить фундаментальные коды наших тел, преодолеть ограничения окружающего нас физического мира и изменить его структуру? Битва за престол богов будет жестокой, в сравнении с ней прежние революции и весь их пафос очевидно покажутся детскими играми в словесное колдовство и плясками шаманов, вызывающих дождь ударами в бубен.

2003

No future

Скажите, давно ли вы в последний раз сломя голову мчались в магазин за новым альбомом музыкального коллектива, новым романом оригинального писателя? На просмотр фильма, чтобы именно сейчас, именно в первый день, потому что безумно интересно?

Я вот лично очень давно. Этому можно найти множество объяснений. Культурно-социологическое, например: в прошлое десятилетие постсоветские люди так активно наверстывали упущенное и впитывали непознанное, что наступило естественное пресыщение. Как говорят в таких случаях барышни, тряпок полно, а надеть нечего. В этом есть доля правды, но и только. Впитывание нового подразумевает наличие нового. А ведь стоит только пробежаться глазами по концертно-клубным афишам хоть Москвы, хоть Лондона, как становится ясно: они населены или тенями прошлого (пусть порой и весьма бойкими), или новыми поделками, полезными, понятными и недолговечными, как современная бытовая техника. Судя по всему, новый век начинается с эмоционального и творческого вакуума, созданного черной дырой, что возникла на месте двух повалившихся башен. Другое объяснение, обидно-личное: староват стал. И опять-таки не вполне удовлетворительное. Слушал я тут недавно, как ведущие одной радиостанции допрашивают на улице старших школьников по поводу какой-то очередной проходной поп-рок-поделки. «Нет, — отвечают подростки, — мы это дерьмо не слушаем, мы настоящую музыку слушаем: Шевчука и Чижа». Кто тут стар, кто молод: я, кто уже эту парочку не слушает (а может, даже и никогда не слушал), или те, кто все еще ее слушают, — сам черт ногу сломит. Объяснений можно выдумать еще немало, но проще признать очевидное: мы живем в эпоху вакуума, и это не только очередная национальная особенность — это глобально. Как пел орденоносец Гребенщиков, в полях определенного напряга любые устройства сгорают на раз. А с чем сравнить напряг того поля, которое сейчас нас пронизывает изо дня в день с такой интенсивностью, что впору задуматься, так ли уж были безумны конспирологи, утверждающие, что власти облучают нас какими-то там инфраволнами? С канунами мировых войн? Бросьте, никто, кроме жителей Европы, тогда всерьез не волновался. С ядерными мурашками холодной войны? Сходства больше, но присущий тому времени спортивный дух соревнования слона с китом подпитывал и толкал вперед все — от космических технологий до музыкальных стилей. Настоящий же вакуум никуда никого не подталкивает, он всасывает и аннигилирует. Если в нем умудряется существовать хоть одна частица материи, это уже не вакуум.