Том 2. Проза

Люций. Я попробую с ним говорить. (Становится на колени.) О божество, покой которого мы ненароком нарушили! Ничего не может укрыться от твоих всеслышащих ушей! Ты, конечно, слышало, что мы тут с моим приятелем Люцилием наговорили. Не нам предрешать твою волю, однако, посуди: ни разу мы с приятелем тебе не солгали и все, что мы сказали, — правда. И то, первое, и это, второе. Ты можешь сказать, что потом мы сказали то, что на сердце, а сперва — то, что изобрел наш изворотливый ум. Но ведь может быть и наоборот. Человеку свойственно порочить себя из скромности, чтобы быть как все. Откуда ты можешь знать, если мы и сами не знаем, что руководит нашими поступками. Если ты поверишь в чистоту наших помыслов, ты не можешь не выполнить наших желаний, если ты и то, что о тебе говорят, — правда. Если же ты поверило больше нашим суетным словам, то твои помыслы нечисты, и ты предполагаешь в человеке прежде всего дурное. Тогда и твое желание, чтобы наши желания не сбылись, не исполнится. Ведь, если верить мудрецам, и божество не может быть выше своих же собственных законов.

Из глубины каменного алтаря раздается звук, похожий на скрип.

Люцилий. Услышало, услышало!

Люций. Да, но что оно сказало: да или нет?

Люцилий. Давай снова спросим: если «да», пусть скрипнет один раз, если «нет» — два.

Люций. Неплохая мысль для дурака. (Начинает.) О божество…

Камень скрипит три раза. Люций и Люцилий остолбенело смотрят друг на друга.

Люцилий. Что оно сказало?

Люций. Оно сказало, что ты осел.

Люцилий. Слушай, ты, божество! Мало тебе того, что мы колени в кровь содрали, карабкаясь по этим кручам, так ты еще и шутки шутишь! Вот я, Люцилий, раз сюда пришел, значит мне надо! Чем я хуже других? Ты уверено, что другие тебе правду говорили? Они, видно, поосторожнее нас были, не болтали тут около, сразу с нужными словами подходили. Если очень надо, чего только не придумаешь. Как ты можешь верить, если мы сами в тебя не так чтобы очень верим. Так уж, приходим на всякий случай, денег-то не стоит. Ну давай, давай, делай свое добро! Безумные старухи будут детям желчь портить, а пираты будут невест отбивать у таких прекрасных парней, как вот этот Люций. Тебе еще нужно, чтобы с тобой по особенному разговаривали, да еще особенными какими-то были. Да кто же ты такое?!

Алтарь начинает скрипеть и раскачиваться. Валятся камни. Становится ясно: это землетрясение. Люций и Люцилий падают на землю. Меркнет свет. Жуткий грохот. Затем все стихает.

Люцилий (слабым голосом). Ты живой, Люций?

Люций. Кажется, да.

Люцилий (поднимается). А святилище-то развалилось!

Люций. Мне сразу показалось, что это — ненастоящее божество. Слишком уж простое.

Люцилий. Что делать будем, Люций?

Люций. Завтра же идем в Тирепт. Как ты думаешь, сколько могут стоить три скрупулы пепла Феникса?

Занавес.

1991

Собаки-левитанты

Действующие лица:

Аякс, хозяйский пес.

Хризоп, пес бродячий.

Голос хозяина.

Собаки-левитанты.

Слуги.

Хозяйский двор поздно вечером. Темно. Собаки шепчутся.

Аякс. Это ребрышко тоже возьми, Хризоп.

Хризоп. Да что ты, Аякс…

Аякс. Бери, друг. Я, знаешь, уже обожрался. Вот видишь… (Рыгает.)

Хризоп. Не пойму, Аякс, с чего ты такой добрый? Другие хозяйские псы и на двор-то не пустят. Рычат, будто у них у живых печенку из брюха вынимают…

Аякс. Не добрый я — предусмотрительный. Тебя если не кормить, еще с голодухи взбесишься.

Хризоп. Ну и?

Аякс. И покусаешь.

Хризоп. Кого?

Аякс. Кого-нибудь.

Хризоп. А тебе-то что?

Аякс. Как что? Бешенство, оно, брат, как пожар. Сегодня собаки друг друга кусают, завтра — люди.

Хризоп. Ну и пусть. Вот весело-то будет!

Аякс. Сам ты весело. Кто же стада пасти будет?

Хризоп. А мы сами!

Аякс. Сами, говоришь? Значит, Хризоп, ты и быка зарезать можешь?

Хризоп. Н-нет…

Аякс. И освежевать?

Хризоп. Н-нет…

(Молчат.)

Хризоп. А и не надо. В полях мышей полно, а в болотах — лягушек.

Аякс. Это ты уж сам жри.

(Молчат.)

Хризоп. А знаешь… тут один… ну, в общем, пес… нет, не скажу!

Аякс. Вот ты какой: я тебе кость, а ты мне — не скажу!

Хризоп. Гекатой клялся.

Аякс. Гека-а-той…

Хризоп. Ну, в общем, пес один говорил, что собаки могут летать, если захотят. Как птицы. И тогда можно других птиц ловить и кушать. Вот!

Аякс. А что ж не летают?

Хризоп. Цепи, говорил, мешают хозяйские.

Аякс. Но у тебя ведь хозяина нет, ты чего не летаешь?

Хризоп. А он говорит, этот пес, в нас, собаках, одна общая летучая сила, и чем нас больше в стае, тем летится лучше. А кто на цепи сидит, тот нас как бы вниз тянет. Всем заодно чтобы — вот как значит.

Аякс. Так… а я не хочу!

Хризоп. Чего не хочешь?

Аякс. Летать не хочу. С цепи не хочу.

Хризоп. Видать, крепко ты привязан.

Аякс. Да, большая у меня привязанность.

Хризоп. Какая большая?

Аякс. Дом хозяйский со всем скарбом.

Хризоп. Этого я не понимаю, Аякс.

Аякс. Слишком ты у нас отвязанный, Хризоп.

Молчат.