Том 2. Рассказы. Книга 2

Соня почувствовала себя маленькой и беспомощной посреди этого хаоса земли и воды.

В небе вздымалось красновато-тусклое бесформенное солнце. И вокруг него плавали белые косматые облака.

– Смотрю я на вас, барышня, и удивляюсь, – сказал старик, – едете вы так одна… Куда и зачем – какое мне дело. Однако мне удивительно, что вы ничего не боитесь. Это хорошо, что не боитесь. И сказано в мудрости: совершенная любовь изгоняет страх. Не надо бояться ни духа злого, ни духа доброго, ни даже самого человека.

– А почему вы думаете, что я не боюсь?

– Вижу знак ваш. Каждому человеку дан свой знак. Одному – знак страха, другому – знак любви.

– А бывают люди без знака?

– Бывают. Это люди – как труха. Они живут и умирают, сами себя не познав. Ненастоящие люди.

– А какой, старик, на мне знак? – вмешался в разговор приказчик.

– Не знаю, милый человек, не знаю. Знака твоего не вижу, а, может быть, он и есть: соврать боюсь.

– На мне любовный знак, – сказал приказчик, улыбаясь.

И Соне показалось, что он коснулся ее ноги своей ногой.

Встретили тройку. Неожиданно возникли из тумана, из белой пелены, черные морды, оглобли, потом кузов и кажется пьяный ямщик. И вновь закрылся туман.

IV

К ночи туман не развеялся. Казалось, что небо и землю завалило пеплом.

И уже совсем не было твердой дороги. Подножки тарантаса были в воде.

В Карповке приказчик хватил водки. И теперь Соня Каурина чувствовала, что он пьян. И жуткое тревожное ожидание кололо ей сердце.

– Наш ямщик глухой, – сказал приказчик, показывая на старческую спину возницы, – можно, что угодно говорить: ничего не услышит.

– У нас с вами секретов нет.

– «Однако» – как говорят у нас в Сибири.

– Ничего не понимаю, – сказала Соня с тоской, – ничего не понимаю.

– Чего ж тут не понимать? Я говорю про симпатию.

– Что?

– Про симпатию, говорю я: когда сердце трепещет, как говорится.

– Ах, Боже мой, – сказала Соня, – мы, кажется, тонем.

– Ого-го-го! Ямщик! Стой…

Тарантас накренился набок, и вода хлынула под ноги Соне.

– Стой! Черт!..

Приказчик поднялся и из-за спины ямщика потянул вожжу. Лошади тронули вправо и тарантас выпрямился.

– Вот и ладно, – сказал весело приказчик.

– Правда, что здесь грабят часто? – спросила почему-то Соня.

– Между Карповкой и Григорьевкой?

– Да.

– Грабят. И убивают тоже. Вот когда к Рогулину подъедем, там будет как раз место, где моего дядю тамачи убили.

– Это кто же? Тамачи?

– Это у нас тамачами бродяг называют, которые, значит, от приисков отбились, а к другой работе уж неспособны. Они и убивают. Тамачи – народ аховый.

– А вы из Кауринских? – спросил он, помолчав немного. – Не дочка ли самого будете?

Соня ничего не ответила, но приказчик придвинулся к ней ближе и прошептал на ухо:

– Я вас, кажется, знаю. На Кауринских приисках видывал, когда по своим делам приезжал.

Соня чувствовала, как от лихорадки у нее слабеют руки и ноги, и все казалось ей кошмаром, и уж не верилось, что можно будет выбраться из тумана, что кончится половодье и засияет когда-нибудь по-новому новая земля.

– А старик-то из Карповки, должно быть, хлыст.

– Почему вы думаете?

– Говорит разные мудреные слова. А раньше до вас все про любовь барабанил. И то – грех, и другое – грех. А вы, я думаю, как образованная хорошо понимаете, что все очинно просто. И никакой тайны нету. Ежели человек от обезьяны, так все прочее… И мы тоже книжки мало-мало читали… Само собою…

– Бог знает, что вы говорите. Ничего не разберу.

– Разберете, миленькая, – сказал приказчик и положил уверенно свою руку на колено Сони.

– Что вы! Что вы! – крикнула Соня, отпихивая его руку. – Господь с вами!

В это время ямщик остановил лошадей и, обернувшись к приказчику, сказал спокойно:

– Должно, в реку заехали. Дороги нету.

Ямщик слез с козел и зашлепал по колено в воде вокруг тройки.

– Вот – камень, – сказал ямщик, ткнув кнутовищем в серую глыбу, – а вокруг – вода. Я пойду броду искать.

– Ступай, старый черт, – крикнул досадливо приказчик.

Вскоре в тумане пропала спина ямщика. Соне стало жутко сидеть вдвоем в тарантасе, она вылезла из него и забралась на камень. Казалось, что со всех сторон идут седобородые великаны, размахивая руками: это туман шутил, напяливая на себя личины. Ни единой звезды. Вода шумела. И как будто порой слышались подводные голоса. И ночь, обезумев, бродила по бесконечным водам, прислушиваясь к весеннему хаосу.

Вылез из тарантаса пьяный приказчик. Тоже забрался на камень. И лицо его казалось отвратительным и ужасным.

И вдруг где-то в тумане раздался долгий пронзительный свист.

– Тамачи! – пробормотал приказчик. – Это они…

Соня неожиданно засмеялась.

«Ну что ж, – подумала она, – не все ли равно?»

– Тамачи! Теперь нам капут. Погоня за нами.

– Кажется, один скачет, – сказала Соня, прислушиваясь.

И едва она сказала это, как из тумана выросла фигура на лошади – большая, серая, как огромная летучая мышь.

С полминуты колебался в тумане призрак, и вдруг исчез.

– Это он за своими поскакал, – сказал приказчик.

Соня посмотрела ему в лицо. Он был трезв, и ей почудилось, что в глазах приказчика засветилось что-то человеческое…

«Что значит смерть!» – подумала Соня.