Том 2. Рим / После Рима

Сам Гораций отлично сознавал свою преемственность. Даже в полемическом ожесточении он ни словом не протестует против идейных позиций Луцилия и старательно ограничивает свою критику вопросами слога; а в 1‐й сатире II книги он безоговорочно объявляет Луцилия своим образцом и недосягаемым идеалом (стк. 29, 34, 74–75). Именно эта сатира является последним свободным от полемических передержек и исторически наиболее справедливым высказыванием Горация о своем отношении к Луцилию.

В таком случае чем же объяснить нападки Горация на устарелость, грубость и многословие Луцилия – нападки, составляющие основу 4‐й и 10‐й сатир I книги? Обычно это объясняется тем, что молодой поэт борется за свое место под солнцем и старается преувеличить собственную оригинальность48. Это правильно, но этого недостаточно; Гораций полемизирует, конечно, не с самим давно умершим Луцилием, а с продолжателями и защитниками его традиции. Для того чтобы вполне понять смысл сатир Горация, нужно хотя бы приблизительно определить, кто были эти поклонники Луцилия и какое место занимали они в идейной борьбе последнего десятилетия республики.

Известно, что Луцилий был в родстве с домом Помпеев. Его племянница была матерью Гнея Помпея и бабкой Секста Помпея. Видный помпеянский офицер Луцилий Гирр был, как кажется, внучатым племянником сатирика49. Помпеи хранили память о Луцилии. Изучавшие творчество писателя Варрон, Леней, Курций Никия были друзьями или клиентами Помпея. Можно не сомневаться, что имя Луцилия ассоциировалось у римского читателя с именами Помпеев50.

Гнея Помпея давно не было в живых, но Секст Помпей в эти годы был едва ли не центральной фигурой политической жизни. С 42 года он владел Сицилией и блокировал своим флотом Италию. К нему стекались все недовольные властью триумвиров: с одной стороны, проскрибированные аристократы, с другой – разоренные крестьяне и беглые рабы. Надежда на помощь со стороны Секста объединяла разрозненные силы аристократической и демократической оппозиции в Риме. Городской плебс устраивал бурные демонстрации в его пользу, аристократическая фронда сносилась с ним через Муцию и Скрибония Либона, Антоний вел с ним переговоры. Ради сохранения своей власти Октавиан пошел на брак с дочерью Либона и на переговоры с Секстом: весной 39 года был заключен мирный договор в Путеолах. Но передышка была недолгой: на сторону Октавиана перешел Менодор, командующий флотом Секста Помпея; военные действия возобновились, летом 38 года был предпринят большой морской поход на Сицилию. Положение было предельно напряженным.

Такова была политическая обстановка в то время, когда в римских литературных кругах вспыхнул интерес к имени и творчеству Луцилия.

Мы лишь смутно можем представить себе состояние литературы в Риме в начале 30‐х годов. Вся оппозиционная литература этих лет погибла: уже несколько лет спустя ее злободневность была неинтересна читателю, а ее направленность вредна правительству. Но даже беглые указания историков показывают, что оппозиционные настроения были широко распространены в римских литературных кругах. Мы можем насчитать по крайней мере четыре центра литературной оппозиции того времени51. Первый центр – друзья Цицерона: Варрон, Аттик, Тирон, Лаврей, Корнелий Непот. Второй центр – близкие дому Помпеев: Ампий Бальб, Авл Цецина, Кассий Пармский, Леней, Меций Тарпа. Третий центр – остатки приверженцев Брута: Бибул младший, Волумний, Эмпил, может быть, Танузий Гемин и Акторий Назон. Четвертый центр – поэты-неотерики во главе с Фурием Бибакулом и Валерием Катоном. К этим четырем центрам аристократической оппозиции нужно прибавить рупоры демократической оппозиции – народную комедию (ателлану и мим) и проповеди бродячих философов – стоиков и киников. Так как Антоний давно исподтишка интриговал против своего союзника, то можно предполагать, что его приверженцы в Риме – например, риторы Секст Клодий и Анний Цимбр, мимограф Нукула, трагик Лентон – были также причастны к оппозиционной пропаганде. Несомненно, результатом деятельности этой литературной, сценической и проповеднической оппозиции и явилось то обилие порочащих слухов об Октавиане, его жизни и поведении, отголоски которых мы находим у Светония.

Для этой пестрой литературной оппозиции имя Луцилия должно было стать таким же лозунгом, каким было имя Секста для политической оппозиции. Вокруг сатирической традиции Луцилия можно было объединять аристократическую и демократическую оппозицию в литературе, как вокруг Секста Помпея объединялась аристократическая и демократическая оппозиция в политике. Не случайно именно в это время вождь неотериков Валерий Катон заявил, что готовит исправленное издание сочинений Луцилия (Hor., Sar. I, 10; 1а–8а). Назревал общий поход литературной оппозиции против Октавиана. Необходимость борьбы с внутренней оппозицией сильно осложняла борьбу Октавиана с Секстом Помпеем.