Том 2. Стихотворения 1820-1826

Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном,

Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно;
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай улетим!

Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»

«Чугун кагульский, ты священ…» *

Чугун кагульский, ты священ
Для русского, для друга славы –
Ты средь торжественных знамен
Упал горящий и кровавый,
Героев севера губя
. . . . . . . . . .

«Иной имел мою Аглаю…» *

Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и черный ус,
Другой за деньги – понимаю,
Другой за то, что был француз,
Клеон – умом ее стращая,
Дамис – за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?

«Бранись, ворчи, болван болванов…» *

Бранись, ворчи, болван болванов,
Ты не дождешься, друг мой Ланов¹,
Пощечин от руки моей.
Твоя торжественная рожа
На бабье гузно так похожа,
Что только просит киселей.

«У Кларисы денег мало…» *

У Кларисы денег мало,
Ты богат; иди к венцу:
И богатство ей пристало,
И рога тебе к лицу.

«Мой друг, уже три дня…» *

Мой друг, уже три дня
Сижу я под арестом
И не видался я
Давно с моим Орестом¹.
Спаситель молдаван,
Бахметьева наместник,
Законов провозвестник,
Смиренный Иоанн²,
За то, что ясский пан³,
Известный нам болван
Мазуркою, чалмою,
Несносной бородою –
И трус и грубиян –
Побит немножко мною,
И что бояр пугнул
Я новою тревогой, –
К моей конурке строгой
Приставил караул.
. . . . . . . . . .[5]

Невинной суеты,
А именно – мараю
Небрежные черты,
Пишу карикатуры, –
Знакомых столько лиц, –
Восточные фигуры
. . . . . . кукониц⁴
И их мужей рогатых,
Обритых и брадатых!

Царь Никита и сорок его дочерей *