Том 2. Стихотворения 1917-1922

На родине красивой смерти – Машуке,
Где дула войскового дым
Обвил холстом пророческие очи,
Большие и прекрасные глаза
И белый лоб широкой кости,
Певца прекрасные глаза,
Чело прекрасной кости
К себе на небо взяло небо.
И умер навсегда
Железный стих, облитый горечью и злостью.
Орлы и ныне помнят
Сражение двух желез,
Как небо рокотало
И вспыхивал огонь.
Пушек облаков тяжелый выстрел
В горах далече покатился
И отдал честь любимцу чести,
Сыну земли с глазами неба.
И молния синею веткой огня
Блеснула по небу
И кинула в гроб травяной,
Как почести неба.
И загрохотал в честь смерти выстрел тучи
Тяжелых гор.
Глаза убитого певца
И до сих пор живут, не умирая,
В туманах гор.
И тучи крикнули: «Остановитесь,
Что делаете, убийцы?» – тяжелый голос прокатился.
И до сих пор им молятся,
Глазам
Во время бури.
И были вспышки гроз
Прекрасны, как убитого глаза.
И луч тройного бога смерти
Блеснул по Ленскому и Пушкину и брату в небесах.
Певец железа – он умер от железа.
Завяли цветы пророческой души.
И дула дым священником
Пропел напутственное слово,
А небо облачные почести
Воздало мертвому певцу.
И доныне во время бури
Горец говорит:
«То Лермонтова глаза».
Стоусто небо застонало,
Воздавши воинские почести.
И в небесах зажглись, как очи,
Большие серые глаза.
И до сих пор живут средь облаков,
И до сих пор им молятся олени,
Писателю России с туманными глазами,
Когда полет орла напишет над утесом
Большие медленные брови.
С тех пор то небо серое,
Как темные глаза.

1921

«Сегодня Машук, как борзая…» *

Сегодня Машук, как борзая,
Весь белый, лишь в огненных пятнах берез,
И птица, на нем замерзая,
За летом летит в Пятигорск.

Летит через огненный поезд,

Забыв про безмолвие гор,
Где осень, сгибая свой пояс,
Колосья собрала в подол.

И что же? Обратно летит без ума,

Хоть крылья у бедной озябли.
Их очи колючи, как грабли,
На сердце же вечно зима.

И рынок им жизнь убыстрил.

Их очи суровы, как выстрел.
Чтоб слушать напев торгашей,
Приделана пара ушей.

9 ноября 1921,1922

«Перед закатом в Кисловодск…» *

К. А. Виноградовой

Перед закатом в Кисловодск
Я помню лик, суровый и угрюмый,
Запрятан в воротник:
То Лобачевский – ты,
Суровый Числоводск.
Для нас священно это имя.
«Мир с непоперечными кривыми»
Во дни «давно» и весел
Сел в первые ряды кресел
Думы моей,
Чей занаьес уж поднят.
И я желал бы сегодня,
А может, и вчера,
В знаменах Невского,
Под кровлею орлиного пера,
Увидеть имя Лобачевского.
Он будет с свободой на «ты»!
И вот к колодцу доброты,
О, внучка Лобачевского,
Вы с ведрами идете,
Меня встречая.
А я, одет умом в простое,
Лакаю собачонкой
В серебряном бочонке
Вино золотое.

10 ноября 1921

«Облако с облаком…» *