Облако с облакомЧерез воблы ком,Через бубликиБросили вливыШелеста девы.Светлых губ лики,Тени, утесы ли?И былиТрупы моря,Вздымали рукой великановПостели железа зеленого – крыши,Поля голубыеДля босикбв облаков, босых белых ног.Город был поднят бивнями звезд,Черные окна темнели, как О,Улица – рыба мертвых столетий,Из мертвых небес, из трупов морей,Мясо ночных великанов.Черные дыры в черепе белом – ночь такова.Там, где завода дорог чугунаДля ног наковал,Глухой, сумрачный нынче,Громко пел тогда голос ХлебниковаО работнице, о звездном любимце.Громадою духа он раздавил слово древних,Обвалом упал на старое слово коварно,Как поезд, разрезавший тело Верхарна.Вот ноги, вот ухо,Вот череп – кубок моих песен.Книга-старуха,Я твоя есень!
На стенку вскочила цыганкаВ красном и желтом, где много огня,Где знойное вечер хотело отнять,Где кружево скрыло глаза на засов,Треском ладоней сказать – хорошо!Вот они, милые, вот они,Слепою кишкою обмотаны,Кривые тугие рога.Черной громадой бугаяВсех малокровных пугая,Тайных друзей и врага,Кишкой, как косынкой алой, обмотаныКосые, кривые рога –В Троицын день повязка березы тугая.И покаНа бокахСеребрилась рекаСолнечного глянца,Какого у людей гопакаИскала слепая кишкаСлепого коня,Боязливая раньше?Молчащей былины певцаСверкали глаза голубые слепца.– Слепого коня, еще под седлом –.Белый хвост вился узлом.Подпруги чернеет ремень,Бессильные звуки стремян.Рукоплесканья упали орлом.И трупной кровью был черен песок,И люди шумели листами осок.Копье на песке сиротело.Металося черное тело.И, алое покрывалоВкапывая в песчище,Черный бугай носился, кружился,И снова о пол настойчиво топал.Это смех или ржанье, или сдавленный крик?Топтал и больно давил,Наступая всей тяжестью туши,И морду подымал и долго слушал.Ужели приговора звезд?И после рвал копытами желудок,Темницу калуг, царских кудрей и незабудок.Ребра казались решеткой.[Солнца потомки, гуляя, ходили по ней,По шкуре казненных быками коней.]Цыганка вскочила на стенку,Деньгою серебряных глаз хороша.Животных глаз яркие лились лучи,Где быкКазненного плоть волочилИ топтал пузыри голубые.У стенки застенчиво смерть отдыхала.– К стенке! К стенке! – так оттолкнувши нахала,Не до усов.Не отдыхала восемь часов.